«Готовы ли вы погибнуть во время исполнения служебных обязанностей?»
- да
- нет
- я бессмертен

Курсор замирает где-то между «да» и «нет» в дурацком Интернет-тесте «Выйдет ли из вас хороший мафиози». Орегано вздыхает: она точно знает, что не готова умирать, но от нее это не зависит. Ни от кого из них.

«Готовы ли вы убить, не колеблясь?»
- да
- нет
- после первой сотни уже все равно

Мафия не предполагает колебаний перед тем, как выпустить пулю в человека. Вот только неприятные ощущения не проходят ни с первым десятком, ни с первой сотней. Главное – не смотреть в глаза тому, в кого ты выстрелил: наблюдать, как угасает жизнь - занятие для психопатов или маньяков. Таких, как, например, Емицу. Тот всегда смотрит на своих жертв и улыбается. И иногда берется за несложные задания по устранению конкурентов, «чтобы размяться». А потом отправляется повидать семью. Орегано радуется, что свое обручальное кольцо шеф предпочитает очищать от крови самостоятельно.
Интересно, Цуна вырастет таким же? Вонголе нужен сильный босс, но хорошо бы не настолько долбанутый.
Орегано грустно улыбается. Если бы о подобных мыслях стало известно в организации, кое-кого хватил бы инфаркт, а ее немедленно сдали бы в исследовательский отдел.
Они все так преданы Семье и Емицу. Она, впрочем, тоже. Даже больше, чем предана – в ЦЕДЕФ и Емицу вся ее жизнь. Интересно, откуда пошли слухи о том, что они спят вместе? Наверняка от Лал. Она любит развлекаться подобной чепухой. Орегано вспоминает, как эти слухи дошли до ее матери. Столько криков она, итальянка, выросшая на юге страны, не слышала давно. «Знала бы ты, мама, с кем я сплю на самом деле», – думала она, односложно хмыкая в трубку в ответ на гневные тирады о святости чужих браков и необходимости срочно выйти замуж и родить пару детишек, чтобы мозги встали на место.
Порой, в порыве какого-то дикого желания перестать уже наконец все скрывать, ей хочется встать посреди воскресного обеда и громко произнести, перекрывая болтовню родственников: «Я живу с женщиной. Трахаюсь с ней. Люблю ее». Но вместе с точкой после слова «люблю» у Орегано заканчиваются мысли, а воображение отказывает. Ей хочется и не хочется разглядеть, что будет дальше, даже не столько реакцию семейства, сколько собственные ощущения. Это как игра с самой собой.
«Сможешь ли ты дать себе свободу?»
- да
- нет
- я слишком слаба, чтобы пытаться
Почти как в Интернет-тесте, только ответ нельзя отменить, кликнув «Назад».
***
Лал двигается практически бесшумно; чтобы почувствовать ее присутствие надо иметь столь же богатый боевой опыт. Или очень хорошо ее знать.
Орегано не вздрагивает, когда на плечо ложится теплая ладонь, и Лал целует ее в макушку.
- Задолбалась. Хочу в душ, еды и тебя. Можно без душа.
Орегано смеется.
- Я разогрею пасту.
- Договорились, - Лал скрывается за дверью, а Орегано выключает компьютер. Сомнения не исчезают, отходят на пятый план. Сначала ужин, секс и сон, потом – работа, а уж после можно задаваться дурацкими вопросами, если останутся силы и желание.
***
Орегано входит в офис ЦЕДЕФ ровно в 8 утра, улыбается персоналу, перекидывается парой слов с охраной, варит себе крепкий кофе и принимается за дела. В полдень появляются Емицу и Базиль, довольные, после тренировки, Базиль что-то увлеченно рассказывает и с обожанием смотрит на учителя, Емицу смеется. Они заходят в кабинет, останавливаются у стола Орегано и минут десять трещат о какой-то ерунде. Орегано знает, босс никогда не совершает подобных маневров просто так, но она терпеливо ждет, стараясь не слишком отвлекаться на болтовню о футболе. Наконец Базиль прощается и уходит.
- Орегано, мне нужно найти человека.
- Конечно.
- Этот человек – Супербия Сквало.
Она бы решила, что это шутка, но слишком давно не видела Емицу таким серьезным, у него даже смешинки из глаз исчезли.
- Босс?
- Я хочу знать о Сквало все, чего нет в файлах ЦЕДЕФ.
- Ясно.
- У тебя неделя.
- Да.
Файлы ЦЕДЕФ содержат информацию обо всех, кто когда-либо попадал в поле интересов Семьи со времен ее основания. Каналы получения данных не важны, важно содержание файлов. По взрывоопасности с содержанием документов ЦЕДЕФ сравнится разве что архив Ватикана, да и то неизвестно, какие сведения произведут больший эффект, попади они в руки журналистов. Кстати, про Ватиканскую верхушку там тоже есть – куда добропорядочной мафии без поддержки великой католической церкви? Сбором информации занимается целый отдел, и если босс дает задание узнать то, чего не знают они – дело плохо. Не говоря уже о том, что данные надо искать по Сквало.
Орегано вводит пароль и запускает поиск по файлам: для начала надо изучить все, что у них есть. Пока крутится колесико с эмблемой организации, она успевает допить кофе, заварить себе чай и наскоро перехватить бутерброд. Лучше бы еще кофе, но от избытка кофеина у нее болит голова, а мигрень – не то, что она может себе позволить в таком режиме. Иногда она завидует Турмерику, поглощающему литры кофе без ущерба для здоровья. Дома ждут остатки вчерашнего ужина, но до них еще далеко, да и не факт, что она доберется сегодня до квартиры. Неделя – это очень мало, если речь идет о поиске информации. Даже для нее.
Жизнь Сквало встает перед глазами сотнями букв, цифр, таблиц и фотографий. Большую часть общих сведений она знает и так, кое-что удивляет, другие достижения – восхищают, а где-то ей смешно. Интересно, - думает она, - смеяться над теми, кого изучает Емицу – это цинизм или человечность? Хотя, пока нет никаких данных о предательстве, только подозрения и намеки, а этого недостаточно для того, чтобы Внешний Советник Вонголы предпринял какие-либо действия в отношении капитана Варии.
Орегано нравится Сквало. Нравится его прямолинейность, громкий голос, внешний вид, чего уж греха таить. Нравится жесткий подход к решению проблем, прагматизм, умение стратегически мыслить и держать в подчинении такое количество сильных людей. Ну и способность ладить с Занзасом. Орегано усмехается, вспоминая свою первую встречу с Варией. После спокойного и организованного ЦЕДЕФ Вария показалась ей логовом головорезов, прикрывающих свои злодеяния порядком и военной дисциплиной. Впрочем, это предположение недалеко от истины. Как и слова Емицу о том, что к каждому головорезу можно найти подход. Базилю в свое время удалось отлично сыграть на слабостях Сквало, приведя его в Японию за поддельными кольцами. Об этом в файле написано достаточно подробно, и Орегано читает с интересом, несмотря на то, что хорошо помнит, как все было.
Луна за окном склоняется к кромке горизонта, ее уже не видно за высокими башнями небоскребов, когда Орегано встает, чтобы сделать себе очередную порцию кофе – сон и усталость побеждают порыв начать с сегодняшнего дня вести здоровый образ жизни - и размять затекшие мышцы. Через три часа начнется обычный рабочий день, и надо бы привести себя в порядок, но некогда. Она даже не представляла себе, насколько активную жизнь ведет Сквало, кажется, что голова скоро распухнет от объема информации.

Она переодевается в маленькой квартирке над офисами, наскоро завязывает волосы в хвост, не вытягивая последний оборот до конца. Лал говорит, эта петля – дразнилка, и любит дергать за нее при случае, а еще водить пальцем по внутреннему краю. От этого кожа Орегано покрывается мурашками, и хочется мурлыкать от удовольствия и прижиматься к Лал, согреваясь от прикосновений. У Орегано вечно мерзнут плечи, особенно в кондиционированном офисе, поэтому она редко снимает пиджак и завидует, глядя на майки и шорты Лал.
Лал ходит так почти круглый год - отыгрывается за озноб, постоянно преследовавший ее во время проклятья. До того, как ей вернули взрослую форму, она предпочитала носить теплый плащ и сидеть на руках у Орегано, прижимаясь к ее груди. Тогда представить себе, что между ними может быть что-то большее, чем опека друг над другом, было невозможно.
Когда Орегано познакомилась с Лал, она знала о сильнейших младенцах самую малость – то, что они есть, и что одна из них - член ЦЕДЕФ. Она представляла себе девочку лет десяти с косичками и бантиком или же взрослого человека в уменьшенном формате, если можно так выразиться, и очень удивилась, что младенцы – это действительно младенцы. С очень взрослыми глазами. При первой встрече Лал пристально посмотрела на нее снизу вверх, и Орегано не могла пошевелиться под тяжестью этого взгляда.
Она не знает, почему Лал решила с ней подружиться тогда. Они практически не общались, лишь изредка встречались в коридорах или в кабинете Емицу, когда Орегано вела протоколы «официальных» встреч. Лал пришла в ее жизнь неожиданно: они работали над сложным и неприятным делом по устранению молодой, но бойкой семьи, угрожавшей перекрыть каналы «живого товара», и устраивавшей информационные атаки на сервера ЦЕДЕФ. Орегано засиживалась допоздна, выискивая сведения, перехватывая, прописывая обманные маневры, уши болели от наушников, которые она не снимала сутками – надо было поддерживать связь с программистами и хакерами подконтрольных семей. В один из этих бесконечных вечеров, когда глаза уже не видели ничего, кроме белых пятен, Лал зашла за каким-то отчетом и уснула на диване. Орегано накрыла ее пледом, приглушила свет и не уходила до утра, несмотря на то, что ночь была спокойной, и можно было отдохнуть. Она вырубилась, положив голову на коврик от мышки и, когда Лал растолкала ее и потащила за собой на диван, безропотно подчинилась и уснула, прижав ее к себе. Через пару дней Лал позвала ее пообедать, потом – в тир, а дальше Орегано и не заметила, как перестала представлять себе жизнь без Лал.
Когда проклятье спало, и Лал вернулась в свою «взрослую» форму, Орегано долго не могла прийти в себя. Она никогда не пыталась себе представить Лал другой. Выше Орегано на полголовы, изящной, со строгим взглядом и низким голосом. Орегано как никогда остро чувствовала, что Лал, прежде всего, сверхопытный боец, лучшая из лучших в своем деле. Просто подойти к ней и обнять, как раньше, было неудобно, и Орегано стеснялась, опасалась, восхищалась и отступала все дальше и дальше, пока Лал силой не вбила в нее, что их дружба осталась прежней. В тот вечер они напились вдвоем в этой самой квартирке, и Орегано смотрела на их отражение в зеркальном шкафу, и, смеясь, примеряла очки Лал. Они ей совершенно не пошли.
Орегано трясет головой – пора работать. Лал сейчас где-то далеко, носится по горам и стреляет в ублюдков, пытавшихся перейти дорогу крайне выгодному и совсем не легальному бизнесу Семьи. Орегано не помнит, как называется приграничный городок с пряничными домиками, в котором обосновала свой временный штаб Лал, специально не запоминает, куда та отправляется, чтобы не искушать себя обновлением прогноза погоды в регионе каждые пятнадцать минут. Раньше запоминала. Заучивала. А затем испытывала себя и раз за разом терпела поражение, беспрерывно накручивая трафик просмотром изображений облаков и циклонов.
К середине вторых суток у Орегано есть несколько строк в текстовом файле. Среди них ряд из десяти цифр — несколько входящих сообщений на личный номер Сквало за последний месяц. Орегано вздыхает и открывает базу данных по оффшорам.
Ничего. Разумеется, это было бы слишком просто.
«Белого» счета с таким номером тоже не находится ни в одном государстве.
Телефонного номера с таким кодом не существует, но, на всякий случай, она проверяет. Нет.
Универсальный распознаватель шифров молчит, поэтому она откладывает листок в сторону и продолжает поиск крупиц информации, не попавшей в базы ЦЕДЕФ. Но цифры не отпускают, и она то и дело возвращается к проверке различных вариантов от очевидных до сложнейших – и всюду глухо. Не существует, не предусмотрено, невозможно установить логическую связь. Может, след ложный? Вряд ли, но даже если и так, опыт подсказывает, что ложные следы должны быть проверены в первую очередь. И Сквало не может знать, что под него копает ЦЕДЕФ - даже если подозрения Емицу обоснованы, она пока себя ничем не выдала. Все данные получены путем столь тонких операций, что не каждый профессионал заподозрит вмешательство извне – Орегано знает свою работу.
Она отвлекается, собирая информацию в новый файл, сохраняет его и зависает, обдумывая следующий ход. Хочется размять мышцы, вот бы сейчас спуститься в спортзал и побоксировать от души. Орегано никогда не думала, что полюбит бокс, этот вид спорта ее скорее отталкивал, чем привлекал: на то, как мужики бьют друг другу морды, она может посмотреть в любой подворотне Неаполя, дай только повод. Но однажды, в очень непростой момент ее жизни, Емицу надел ей на руки боксерские перчатки и заставил несколько часов подряд колотить по груше. С тех пор она не знает лучшего способа выпустить пар и подумать о деле, чем удары по тренировочному манекену или по противнику. Лучше по человеку, но такую роскошь, как соперник ее уровня, даже в ЦЕДЕФ найти нелегко. Босс мог бы помочь, но сейчас тот на переговорах, а у нее есть задание.

Чертовы числа не отпускают, терзают на подсознательном уровне, и Орегано идет к тому, кто знает об интуиции куда больше нее самой.
- Я не могу придумать, как это расшифровать, - Турмерик качает головой, щелкая по клавишам. – Если я нахожу закономерность в начале, к концу она обязательно теряется.
- У меня так же, но в этом что-то есть, должно быть!
- Почему ты так в этом уверена?
- Потому что это единственная зацепка. Знаю, глупо так говорить, но посуди сам: есть человек, не будем говорить, кто. У него есть биография. Богатая даже по мафиозным меркам, соответственно, он не без греха, опять же по меркам мафии, но мы им интересуемся, следовательно, надо искать на несколько ступеней выше. А там – ничего. Ни единого минуса, кроме очевидных. И числа. Где-то в неглубоких слоях информации – достать легче легкого, но повсюду: в сообщениях, в письмах, в делах. Не одинаковые, но явно связанные между собой…
- И это не все, да?
Орегано вздыхает и улыбается – он слишком хорошо ее знает. Присаживается на край его стола и тихо отвечает:
- Да. У меня очень дурное предчувствие. Очень. По шкале от Барселоны до Бунта – извержение Этны.
- Ого.
- Да.
Турмерик задумчиво крутит в пальцах ручку, Орегано считает обороты и подавляет желание пройтись по комнате туда-сюда, вместо этого разглядывает карту Италии на стене напротив. Зеленое, желтое, белое, синее – горы, виноградники, долины, замки, острова, города – все это мелькает перед глазами, выстраиваясь в цепочку цветных вспышек. Орегано снова переводит взгляд на Турмерика – тот следит за тем, как она качает ногой. Дурацкая привычка, она уже давно научилась не выдавать волнение, но иногда трудно сдержаться. Особенно в присутствии старого друга.
- Нервничаешь? – он останавливает ее ногу, положив руку на колено. От его ладони исходит приятное тепло. Некстати вспоминается, как она была влюблена в него в первые месяцы работы.
Она пришла в организацию подростком, не понимая даже толком, во что ввязывается, и сразу попала в круговорот сделок, потоков информации, похорон и очень больших денег. Турмерик был ее наставником, учителем и идеалом. Высокий, широкоплечий, привлекательный, он казался ей сошедшей с пьедестала античной статуей. Сейчас ей смешно вспоминать, как она замирала, глядя на него во все глаза, и слушала все, что он говорит, раскрыв рот. Он, разумеется, знал о ее чувствах и быстро и очень тактично остудил, объяснив, что служебные романы мешают любой работе, особенно в ЦЕДЕФ. Здесь играют в другие игры.
Орегано нарушила это правило, ответив на поцелуй Лал. Впрочем, это было потом. А тогда она неукоснительно следовала совету Турмерика, раз за разам отказывая коллегам и полностью сосредоточившись на обучении.
К моменту зачисления в ряды ЦЕДЕФ она умела достаточно хорошо, по меркам обычного мафиози, стрелять, драться и взламывать базы данных. Однако для того, чтобы стать личным секретарем Савады Емицу, этого было мало, и ее тренировали каждый день и час, подготавливая к любым чрезвычайным ситуациям, с которыми она может и не может столкнуться. Секретарь главы ЦЕДЕФ должен уметь все и чуть-чуть больше. Орегано прилежно оттачивала боевые навыки, совершенствовала знания в областях медицины, психологии и химии, сдавала тесты на сопротивление внушению и иллюзиям на «отлично» и училась никогда ничему не удивляться. А еще беспрекословно следовать приказам шефа. Впрочем, с Емицу не было нужды учиться этому: глупцы, принимавшие на веру веселый смех и простодушное выражение лица босса ЦЕДЕФ, жили слишком недолго, чтобы осознать свои ошибки.
Главное – успевать отворачиваться. И исправно посещать похороны.
Лео, парень, работавший вместе с Орегано над одним из ее первых «проектов», гениальный хакер, любитель хоккея и темнокожих моделей, погиб на ее глазах. Его застрелил один из тех, кто считал Саваду Емицу неопытным простофилей, способным променять контроль над портом Неаполя на жизнь мелкой сошки. Орегано не должно было быть там, она занималась поиском информации, ничем больше, но судьба распорядилась иначе, и именно ей пришлось передавать умирающему горе-шантажисту послание от босса. И спускать курок у его виска.
Лео отпевали в маленькой церкви «для своих», Орегано стояла у входа и изо всех сил сжимала совершенно неуместный в царстве черного и белого зеленый платок, который Лео дал ей за месяц до случившегося. Слез не было, она все их выплакала, прижимая к себе Лал. Та молча гладила ее по голове, а затем снова и снова учила стрелять на опережение. Тогда она думала, что эти уроки будут до конца жизни преследовать ее в кошмарах и сочувствовала тем, кого Лал тренировала до проклятья.
Бой настенных часов прерывает молчание, Орегано смотрит на время – она здесь уже полчаса, пора вернуться к поискам - и с сожалением встает. Турмерик обещает подумать и зайти завтра.
К концу дня у нее появляется еще несколько идей, но всемирная паутина, к сожалению, не в состоянии дать больше, чем гипотезы и намеки. Проверять их придется на практике, но в этом тоже есть плюсы, главный из которых – можно и нужно переночевать дома. Орегано выбрасывает пустой пузырек глазных капель, снимает очки и несколько минут сидит, массируя веки. Они кажутся отяжелевшими втрое. Все, домой.
Орегано выходит на улицу, вдыхая остывающий воздух полной грудью, и чувствует, насколько сильно устала за эти бесконечные часы перед монитором. Перспектива нормального ужина уже не манит так сильно, как удобная постель и целых шесть часов сна после двух дней бодрствования. Она заводит машину и всматривается в темноту августовской ночи, стараясь не думать о кровати и подушке, чтобы не отключиться по дороге.
В квартире горит свет. Лал уже вернулась? Сердце начинает биться чуть сильнее, губы сами собой растягиваются в улыбку, и хочется ускорить шаг. Орегано одергивает себя, чтобы не выдать эту торопливость, не разрушить своим неуместным восторгом комфортную зону их отношений. Лал никогда не говорила, что ей это не нравится, но Орегано не нужны слова, она слишком хорошо знает, как та защищает себя, как умеет закрываться внутри своих мыслей и как боится бурных проявлений чувств.
Несмотря на то, что в их отношениях первый шаг всегда делала Лал, Орегано до смерти боится ее потерять. В голове постоянно зудят глупые страхи, она накручивает себя мыслями о том, что любая гетеросексуальная женщина рано или поздно захочет, чтобы рядом с ней был мужчина, способный если не защитить ее от всех житейских и не только невзгод и печалей, то хотя бы создать ей комфортное существование. Дать уверенность в завтрашнем дне и в том, что если опять сломается посудомоечная машинка, ей не придется, матерясь, пытаться сделать что-то самой или вызывать мастера. Рядом с Лал был когда-то такой мужчина, и Орегано не может перестать сравнивать себя с ним, несмотря на то, что после снятия проклятья Лал с Колонелло остались друзьями и только.
Логической частью сознания Орегано понимает, что это бред чистой воды, что не все мужчины могут починить посудомойку, что комфорт куда больше зависит от личности, чем от половой принадлежности, что Лал выбрала ее, и им хорошо вместе. Но все равно дурацкие эмоции иногда выворачивают совсем не в ту сторону, и противный червячок сомнений все грызет и грызет ее изнутри. Надо с этим что-то сделать, иначе она рискует своими руками разрушить собственное счастье.
Она заходит в квартиру, закрывает дверь, сбрасывает пиджак, туфли и босиком идет в ванную. Лал сидит на бортике и перевязывает руку, держа один конец бинта в зубах. Орегано мельком бросает взгляд на кучку окровавленных тряпок на полу и мягко забирает у Лал ножницы и бинт. Обводит вокруг руки несколько раз, завязывает аккуратный узел, гладит Лал по плечу и смотрит, наконец, в глаза. Угадать, о чем та думает, невозможно. Наверное, из-за собственных глупых страхов – давно уже пора привыкнуть, это их работа, и Лал никогда не щадит себя, но каждый раз, когда Орегано видит ее в крови или на больничной койке, внутри что-то переворачивается. Хочется защитить ее, такую нежную, хрупкую, несгибаемую, от всех порезов и ссадин, от любой боли, обнять и не отпускать. А еще очень хочется рыдать, но Орегано сдерживается, целуя чуть обветренные губы Лал, прижимаясь к ней, скользя рукой по плавным изгибам, сжимая и поглаживая, пока Лал, смеясь, не останавливает ее. В ванне, да еще и с травмированной рукой неудобно, она права, и они обе устали, да. Поэтому Орегано сбрасывает рубашку и выпутывается из брюк, пока они идут в спальню, помогает Лал раздеться и быстро доводит ее и себя до оргазма. Это не секс, это – разрядка. На ласки и наслаждение друг другом у них будет все утро, а сейчас им нужно расслабиться и уснуть. Лал выгибается и вскидывает бедра, кончая. Орегано дрожит вместе с ней и снова целует ее, утопая в их общем запахе и вкусе – ничего лучше на свете просто не существует – и засыпает, не успев спросить, надолго ли Лал вернулась домой.
***
Звонок вырывает из забытья, и Орегано мгновенно входит в режим экстремального бодрствования, как любит говорить Базиль. Она выслушивает новости и инструкции, коротко подтверждает приказ шефа и со вздохом оборачивается. Лал садится в кровати, жмурясь от света ночника, сейчас она похожа на себя-двухлетнюю: взъерошенные волосы, огромные сонные глаза, недовольная морщинка на лбу. Орегано разглаживает ее пальцем и улыбается своим мыслям. Лал обрывает романтику момента.
- Что там?
- Покушение на Койота, он в больнице, повреждения сильные. Покушение совершено, когда он ехал на базу Варии, с ним был Бельфегор, он в коме, атака пламенем, больше пока ничего не известно, - отчитывается она, роясь в ящике с бельем.
За ее спиной Лал одевается, быстрыми щелчками застегивая ремни на форме, и недовольно хмыкает, натягивая рукав на бинт. Надо бы перевязать еще раз, но времени нет. Орегано выуживает из шкафа очередную белую рубашку и брюки со стрелками – война войной, а личный секретарь Савады Емицу должен всегда выглядеть безупречно. Расчесывается, распечатывает карту с сеткой координат и вылетает из квартиры.
Лал ждет в прихожей, в руках у нее две банки холодного кофе. Жуткая химическая гадость, привезенная однажды Базилем из Японии. Они все терпеть ее не могут. Но каждый раз просят кого-нибудь привезти еще. Орегано благодарно вздыхает и идет к своей машине. Откидывается на сиденье, наслаждаясь секундами спокойствия, поворачивает ключ и стартует следом за Лал.
Лал ведет машину, почти не глядя на дорогу, отстукивая на руле одной ей слышимую мелодию, пьет кофе и хмурится, увидев толпу на месте происшествия. Орегано не видит этого, но представляет настолько ярко, словно сидит рядом. Она включает музыку и открывает окно, впуская в салон ночной воздух. Два часа сна – совсем неплохо по нынешним временам, но взбодриться все равно тяжело. Орегано малодушно жалеет, что они не поехали на одной машине, тогда она бы подремала лишние полчасика, но, увы, – слишком много ненужныхвопросов.
Они не скрывают свои отношения – трудно скрыть что-то настолько важное, работая в такой организации, как ЦЕДЕФ, но и не афишируют на каждом шагу. Это создает ненужные проблемы, дает противнику дополнительное преимущество и мешает работе. Так говорит Лал. А Орегано думает, что выставлять напоказ то, что между ними есть – верный способ опошлить, испачкать и испортить все к чертовой матери. Она боится этого больше всего на свете.
Свет фар выхватывает очертания деревьев, полей, дорожных знаков и машины Лал. Они словно играют в гонки - поворот, уход вправо, разгон на длинной прямой, торможение. Лал паркуется как придется, на деревенской дороге в общем-то все равно, и ей хочется добраться до места скорее, Орегано понимает, но все равно аккуратно ставит машину рядом с джипом Емицу - уезжать они скорее всего будут вместе. Выходит, аккуратно прикрывает дверцу и слышит тихое бормотание Лал: «Все затоптали, идиоты».
Очень трудно удержаться от улыбки, но сейчас не время и не место. Орегано поправляет очки и выискивает в толпе босса.
На полянке около дороги человек двадцать, в основном в варийской форме, разумеется, Девятый, Емицу, Занзас, Сквало и Базиль. Орегано привычно занимает позицию рядом с ним в небольшом отдалении от босса и следит за происходящим. Сквало разговаривает по телефону, судя по тону, с больницей, Девятый негромко беседует с Емицу, Лал слушает отчет об осмотре местности и отходит к деревьям. Занзас хмуро провожает ее взглядом и кивает какому-то солдату. Тот отправляется следом, показать местность. Орегано снова подавляет улыбку – бедняга не знает, как Лал не любит помех в расследовании. Базиль вполголоса рассказывает ей обо всем, что знает.
Место для покушения выбрано удачно: поля на несколько миль вокруг, лес совсем рядом с дорогой, крутой поворот, в который очень легко не вписаться. Койот вписаться сумел, ринувшись, судя по всему, прямо на поток Пламени, и уклонившись в последние секунды, но избежать столкновения с огромным дубом ему не удалось. Пассажирское сиденье машины обгорело и покорежилось, и если бы Бельфегор за секунду до атаки не прыгнул на заднее, его не спасло бы даже чудо. От удара он потерял сознание, но успел перед этим вызвать подмогу, и Вария прибыла на место в считанные минуты. Это спасло жизнь им с Койотом, но следов покушавшихся найти не удалось. Нападавших Койот не разглядел, а Бельфегор пока не пришел в себя, хотя в такой темноте и на такой скорости он вряд ли смог увидеть больше.
- И неизвестно, очнется ли он вообще – медики говорят, повреждения очень серьезные, - мрачно заканчивает Базиль.
- А как же Луссурия?
- Бессилен. Его пламя только навредит: оружие, из которого в них стреляли, выпускает струю настолько концентрированного Пламени Урагана, что выдержать его способен далеко не каждый…
- Но Ураган – это же стихия Бельфегора! – перебивает Орегано.
- Именно, дорогуша, - неслышно подошедший Луссурия не улыбается. Странно видеть его таким, – Мы пока не знаем точно, но Пламя каким-то образом впиталось в его организм и не стабилизируется, так что при малейшем воздействии стимуляции Солнца, оно, фигурально выражаясь, пожрет само себя. И Беля вместе с собой.
Он ерошит ее волосы и отходит в сторону, туда, где о чем-то спорят Фран с Маммоном. Орегано никогда не видела Луссурию таким: он даже забывает игриво вильнуть бедрами, проходя мимо Турмерика. Тот провожает его задумчивым взглядом.
- Вот так.
- Да уж.
Орегано ежится. Пределы насыщения тела Пламенем – это основы основ. Каждый владеющий им человек способен сконцентрировать в своем теле строго определенное количество Пламени. Этот предел зависит от его типа, силы человека, способности поддерживать баланс Пламени и особенностей организма. Обычная концентрация в несколько раз меньше предельной, ее можно повышать, выпускать, накапливать, со временем, как правило, ее уровень увеличивается, особенно у людей с сильным Пламенем, например, у будущего Десятого или у Занзаса, но предел всегда один. При достижении его Пламя выбрасывается в окружающее пространство неконтролируемым потоком, это естественная защитная реакция – организм предохраняется от самосожжения. Оружие, способное сконцентрировать предельное Пламя в теле, пугает.
Спустя несколько часов пасторальный пейзаж итальянской глубинки не омрачают ни горелые останки машины, ни люди в черных костюмах, ни разговоры о капельницах и черепно-мозговых травмах. Все разъезжаются по своим делам, оставляя расследование профессионалам под командованием Лал и Сквало. Орегано отчаянно хочется предупредить Лал о подозрениях, но она понимает, что это глупо и опасно, особенно, если подозрения обоснованы. И что беспокоится зря, тоже понимает - в конце концов, чтобы причинить Лал вред, нужно нечто большее, чем удар Пламенем. Но доводы рассудка едва не перевешивают чувства. С тяжелым сердцем она уезжает в офис вслед за Емицу. Образцовый секретарь не имеет права на личные волнения, он должен следовать за боссом и выполнять свою работу идеально. Необразцовых секретарей в ЦЕДЕФ не существует.
***
- ... таким образом, мы полагаем, выстрел был произведен именно из этого оружия, ничто больше не способно настолько уплотнить Пламя.
Девятый слушает ее доклад внимательно, но, кажется, не слышит ни слова - мыслями он наверняка в больнице, рядом с Койотом. Орегано не представляет себе, что бы испытывала, если бы на больничной койке находился Базиль или Турмерик. О том, что там могла бы оказаться Лал, она старается не думать.
- У кого есть доступ к таким технологиям, кроме Альянса? - не стоило недооценивать дона Тимотео, он может скорбеть сколь угодно сильно, но после того, как решатся насущные вопросы.
- Возможность получить подобное оружие есть у семей Росси и Дельфино, но ни у тех, ни у других нет средств и расходных материалов, мы проверили. Остается вариант одиночки со стороны, хотя как чужак мог получить доступ к исследованиям? Это невозможно.
- Вопрос не «как», а «зачем», - Висконти спокоен всегда. И от этого его спокойствия у Орегано по спине бегут мурашки. Если бы не годы тренировок, она бы сейчас мялась и отступала в тень, отбрасываемую высоким торшером. - Атака запланирована заранее, продумана до мелочей, и судя по тому, что били именно их Пламенем - нет оснований полагать, что целью нападавших был кто-то один.
- Да. Но проверить все варианты не мешает, - вступает в разговор Крокент.
- Мы уже сделали это, ничего не обнаружено, - сообщает Орегано.
- Значит, Вонгола, - в голосе Девятого чувствуется усталость, – ЦЕДЕФ должны проверить все невозможные возможности одиночек.
- Мы работаем над этим.
- Хорошо, - дон Тимотео улыбается быстро, практически незаметно, и продолжает: - Нужно отправить кого-нибудь в Японию.
- Желательно, не привлекая излишнего внимания. Скрыть произошедшее с Койотом и Бельфегором от Альянса не удастся в любом случае, однако чем меньше шума будет вокруг Савады Цунаеши, тем лучше для всех, - Орегано невольно сравнивает Висконти с его будущим преемником – Хибари Кея наверняка потребовал бы вступить в открытое противостояние со всеми попавшимися под руку кланами. Десятому поколению предстоит еще многому научиться.
- Базиль будет готов вылететь ночным рейсом, - кивает она. Емицу предусмотрел эту возможность и отдал приказ перед тем, как Орегано покинула офис, направляясь на собрание в особняке Вонголы.
- Вместе с ним должен полететь Фран, - она почти забыла, что Маммон здесь – бывший Аркобалено все собрание вел себя необычно тихо. – Он как раз собирался навестить учителя, - в его голосе слышна насмешка: учитель из Мукуро тот еще, но Фран почему-то питает к нему необъяснимое уважение.
Девятый кивает и поднимается.

- Решено.
Собрание окончено, все выходят из кабинета. Орегано украдкой смотрит на часы: половина третьего ночи, если поехать переулками, можно заскочить в круглосуточную кофейню и перехватить брускетту со специями.
- Орегано, я бы хотел поговорить с вами, - мягкий голос останавливает ее в дверях.
Она кивает – сейчас Девятый озвучит главное.
- Хотите чаю? – отказываться не имеет смысла, поэтому она молча принимает чашку из его рук и готовится услышать то, о чем подумал каждый, кто вышел сейчас из кабинета.
- Это свои.
- Да.
- Базиль и Фран не должны сесть в этот самолет.
- Да, - интересно, это интуиция или знание?
- Никто не должен знать о том, что вы им помешаете.
- Да.
- И еще. Орегано, вы не хотите отдохнуть?
- Простите?
- Вам бы не помешало взять недельку отпуска и провести его где-нибудь в тихом месте у моря. Насколько мне известно, у ЦЕДЕФ есть несколько вилл, которыми вы можете воспользоваться. Заодно вы бы взяли с собой Койота. Ему, конечно, повезло – уровень Пламени чуть выше среднего, и мы смогли оказать ему необходимую помощь, но врачи рекомендуют ему дышать свежим воздухом.
- Да, дон Тимотео.
- Вот и отлично. Хорошо бы вам уехать послезавтра утром. Вы выглядите усталой, - он улыбается тепло и по-домашнему, если не знать, то сразу и не догадаешься, что в заботе скрыт четкий приказ «вы слишком ценный и слабый кадр, чтобы вами рисковать». Орегано, к счастью, знает.
- Да.
- До свидания, Орегано, берегите себя, - «ЦЕДЕФ могут атаковать так же, как Вонголу и Варию. В любой момент и неизвестно, откуда».
- Спокойной ночи, дон Тимотео.
***
Штаб ЦЕДЕФ не спит. Во всех помещениях горит свет, жужжат компьютеры, звонят телефоны, доносятся обрывки разговоров и докладов. В кабинете Емицу тишина и полутьма. Строгая и серьезная, такую не хочется нарушать постукиванием по блокноту или хождением по кабинету. Ковер, конечно, заглушит звуки, но ей кажется, что сейчас любой шорох будет подобен грому.
Орегано сидит на диване в углу, выпрямившись, и наблюдает за тем, как мерцают на черном небе звезды. Она любит это место из-за огромных, во всю стену, окон. Орегано любит такие с юности. Когда-то она мечтала поселиться в пентхаусе, чтобы иметь возможность круглыми сутками наблюдать за небом. Сейчас – о домике со стеклянной стеной, выходящей в сторону моря, чтобы завтракать и видеть, как темно-синие волны сливаются с ярко-голубым небосклоном.
- Что еще ты выяснила? – голос Емицу кажется глуше в этой тишине.
- Ничего подозрительного, кроме того, что сказала. Новые числа так же не удается расшифровать ни в какой комбинации. В сложении со старыми они не дают результатов, любые проверки безрезультатны. Есть вероятность, что они бессмысленны – слишком разрозненные каналы приема сообщений. Возможно, это совпадения.
- Ты в это веришь?
- Нет.
- Орегано.
- Да, босс.
- Почему ты сомневаешься в себе?
- Я могла себя накрутить.
- Не могла. Ты специалист слишком высокого класса, чтобы подобные мелочи могли повлиять на твое восприятие, ты же сама прекрасно это знаешь.
- Да, босс. Простите.
- Не извиняйся. Продолжай доклад.
Орегано рассказывает о встрече, о предложениях, о словах Девятого – всех, кроме тех, что касаются Базиля и Франа. Емицу слушает, оперевшись подбородком о сложенные руки.
- Понятно. Значит, Девятый хочет тебя отослать. Что ж, это разумно, я думал о том же.
- Босс!
- Я справлюсь, не маленький, - он ободряюще улыбается, склонившись к настольной лампе – свет выхватывает щеку, поросшую щетиной, усталые глаза и прядь, упавшую на лоб. Емицу откидывает ее и слегка пожимает плечами, словно извиняясь за свой неопрятный вид. Орегано невольно думает, что он не спит куда дольше нее. И не отдыхал он тоже очень, очень давно. Неудивительно, что Цуна забывает его. И как же ему, наверное, больно думать об этом.
Орегано едва заметно кивает.
- Хорошо. Теперь иди. И да, Базиль сказал, что ты хотела его отвезти. Лал поедет с вами.
- Конечно.
- Свободна.

Орегано прикрывает за собой дверь и окунается в шум офиса. Быстрым шагом идет по коридору, прокручивая в голове план действий, и налетает на Лал. Та тоже куда-то спешит, и от столкновения их отбрасывает в стороны. Орегано чудом удается удержаться на ногах, Лал потирает лоб и матерится себе под нос.
- Ты как?
- Пройдет.
- Хорошо.
- Хорошо…
- Ты устала, - не вопрос, констатация факта. Взгляд у Лал цепкий, внимательный, где-то в глубине ее темных глаз Орегано чудится беспокойство.
- Немного, жить можно.
- Хорошо.
- Хорошо.
Пауза.
- Может, ты хочешь кофе? – она не спрашивает, устала ли Лал – роботам бесполезно задавать подобные вопросы. Та, как Гола Моска – свалится, когда заряд кончится окончательно, а до того будет бегать, как заведенная.
- У меня есть идея получше, - улыбается Лал и тянет ее дальше по коридору. Она идет быстро, Орегано приходится почти бежать за ней, успевая только притормаживать на поворотах. Впрочем, врезаться в стенку ей не грозит – Лал держит ее руку слишком крепко, как маленькая девочка. Они обе маленькие девочки сейчас – при мысли об этом Орегано хочется захихикать.
Лал практически вталкивает ее в туалет, поворачивает замок до щелчка, и тут же прижимает к стене. Смеяться больше не хочется – в ярком по сравнению с коридором белом свете в глазах Лал явственно читается желание. Дикое, животное, яростное – сопротивляться невозможно, устоять – еще сложнее. Загипнотизированная этим опасным блеском, Орегано наклоняется вперед, чтобы поцеловать Лал, и они снова сталкиваются лбами.
- Твою мать, ну сколько можно?! - от души ругается Лал, и Орегано снова разбирает смех. Она зажимает рот ладонью, но он все равно прорывается наружу неудержимым хохотом. Лал поднимает голову, смотрит несколько мгновений – и тоже начинает смеяться.
По щекам текут слезы, и оттого поцелуй чуть соленый, с привкусом кофе и теплой, уютной сладости – так пахнет от Лал по утрам, когда она прижимается к Орегано сонная, трется грудью о спину и бормочет что-то неслышно ей в затылок.
Лал расстегивает ее пиджак и сжимает грудь через ткань рубашки, отпускает, ведет рукой ниже, по животу, обхватывая за талию и притягивая к себе сильнее, вытаскивает рубашку из брюк и слегка задевает поясницу щекотным прикосновением. Ставшие слишком чувствительными соски трутся о кружево лифчика, когда Орегано выгибается навстречу Лал, давая лучший доступ к своей спине, и это приятно и больно. Она сжимает ноги – возбуждение колет и пульсирует в промежности, тонкие трусики намокают, она чувствует это. Лал, кажется, тоже – потому что поглаживает ее сквозь брюки.
Орегано дергает бедрами – хочется сбросить всю одежду, открыть доступ длинным умелым пальцам, горячим губам, влажному языку, хочется почувствовать ее в себе хоть так, именно так – опираясь спиной о холодный кафель и стараясь не сползти на пол от острых волн удовольствия.
Лал расстегивает ее рубашку аккуратно, продевая каждую пуговичку через петлю, Орегано дрожит, ей хочется уже оторвать их к чертям, чтобы разлетелись жемчужными каплями по полу со звоном, и чтобы сразу можно было распахнуть полы и почувствовать, как Лал, усмехаясь, втягивает в рот ее сосок, не снимая с нее бюстгальтер.
Лал наконец расправляется с рубашкой, но не снимает ее, разводит ткань в стороны, оглаживает кожу, приспускает кружево и выкручивает соски двумя пальцами. По телу Орегано проходит судорога, она зажимает себе рот, чтобы не закричать.
- Вот так, да, как в первый раз, - Лал посасывает ее сосок, нежно и легко, дразня. Прикусывает, тут же зализывает, и отпускает. Повторяет с другим. Орегано не помнит себя.
- Ла-а-ал… - хриплый голос будто не ее.
- Потерпи, моя хорошая, сейчас, - ремень и пуговицы на брюках поддаются не в пример быстрее, и это хорошо – если бы пришлось ждать столько же, сколько и с рубашкой, она бы кончила раньше, а потом еще и еще.
Лал не церемонится, просовывает руку ей в трусики и трет пальцами набухший клитор. Орегано задыхается. Губы Лал накрывают ее рот как раз вовремя – крик, готовый сорваться с губ, заглушается в мычании.
Лал спускается ниже и вводит в нее сразу два пальца – они скользят легко, Орегано течет. Лал неудобно так изгибать руку, но им плевать, Орегано расставляет ноги пошире и сбрасывает брюки, вставая на них босыми ногами – туфли она скинула чуть раньше, и темный кафель пола холодит ступни.
Лал поглаживает ее клитор большим пальцем, чуть надавливает, одновременно прикусывая мочку уха, и приказывает:
- Кончи для меня, давай!
Орегано мгновенно подчиняется – мозг не успевает отреагировать на слова, она просто падает в водоворот оргазма, одного из сильнейших за последние недели.
Лал снимает шорты вместе с трусами одним движением – Орегано не успевает даже отследить, когда та успела расстегнуть все свои ремни и застежки – и ласкает себя пальцами, которыми за мгновения до того трахнула Орегано. Той до смерти хочется прикоснуться к ней, но она останавливает ее тихим: «Хочу, чтобы ты смотрела».
И Орегано смотрит. Следит, не отрываясь, как двигаются пальцы Лал, как быстро вздымается и опускается ее грудь – она не сняла топ, и он задирается при каждом вздохе, обнажая смуглую кожу. По шее Лал стекает пот, Орегано невольно облизывается, и кажется, чувствует на языке соль, смешанную со вкусом кожи Лал.
Она кончает с протяжным стоном, и Орегано тянет ее к себе, вжимается в нее всем телом и целует бешено, кусаясь, обводя языком губы и вылизывая рот – запечатать ее в себе всю, целиком, и не отпускать никогда. Лал отвечает ей с не меньшим пылом — как жаль, что на второй раунд у них не хватит времени.
Его не хватает даже на поцелуи – вибрация телефона в лежащих на полу брюках Орегано раздается в ушах грохотом лавины.
Лал с сожалением включает воду и плещет себе в лицо – у нее слегка горят щеки. Орегано боится смотреть на себя в зеркало: она слишком бледная и очень легко краснеет. Временами ей это на руку, но только не сейчас. Она поправляет трусы – мокро, черт, - надевает брюки, аккуратно заправляет рубашку, отряхивается. Белая пыль, неизвестно как попавшая в здание, оседает в складках темной одежды и никак не желает отчищаться. Орегано чихает. Лал наблюдает за ней с улыбкой.
- Что?
- Ничего. Смешная ты.
- Ну конечно.
- Иди сюда.
Еще один поцелуй, и они выходят. У них есть еще два часа до отъезда в аэропорт.
***
Предрассветную тишину не нарушает ничего, кроме шума двигателя и стука сердец – кажется, она уже давно научилась слышать мерное биение сердца Лал, когда та рядом. И тихий, неровный перестук своего, когда ее нет.
План Орегано сработал: самолет Базиля взлетел за минуту до их прибытия в аэропорт. Левиафан, прибывший на место с Франом, рвал и метал и разнес бы все здание, если бы не меткий удар Лал. Орегано всегда забавляло видеть, как здоровенные мужики падают от пинка маленькой и хрупкой Лал. Единственным на ее памяти, кому удалось устоять на ногах, был Реборн. Впрочем, на то он и легендарный киллер.
- Прости, привычка. В моем батальоне кричат только от боли, - улыбается она, заправляя за ухо растрепавшиеся волосы.
- Проехали. Что будем делать? Босс мне башку снесет, если мы не отправим этих двух малявок в страну тунца и риса.
- Следующий рейс в десять утра, - любезно сообщает девушка за стойкой авиакомпании.
- Спасибо, - Орегано еще раз извиняется перед привычным ко всему персоналом аэропорта Палермо и переводит взгляд за окно как раз вовремя, чтобы увидеть ярчайшую вспышку в небе.
Грохот от взрыва долетает до них секундой позже, ударной волной выбивает стекла – осколки разлетаются по всему зданию, они едва успевают спрятаться, и все равно острые иголки впиваются в тело. В воздухе пахнет гарью, бензином и почему-то озоном. Становится жарко – то ли теплый летний ветер, то ли долетает жар пламени.
Лежащая рядом Лал медленно поднимается, стаскивает перчатки и смахивает с себя ими стеклянную пыль. Все ноги у нее в мелких порезах – кое-где уже выступили капельки крови. Они сверкают в сотнях маленьких радуг от разбросанного по полу стекла, и у Орегано кружится голова. Базиль резко выдыхает, глядя на горящие обломки. Орегано обнимает его крепко, не обращая внимания на порезы на собственном теле.
Спасибо, дон Тимотео, - думает она, - спасибо!
Базиль и Фран улетают частным рейсом, спешно подготовленным ЦЕДЕФ, Леви остается ждать команду расследования, Орегано и Лал по приказу Емицу возвращаются в штаб. Там на удивление пусто и практически тихо. Надо выпить еще кофе или подремать полчасика: глаза закрываются сами собой, интересно, сколько она уже не спит?..
***
Вечером, почти ночью того же дня Орегано едет в резиденцию Варии за материалами по расследованию, поднимается по широкой парадной лестнице, кивая стоящему у входа в особняк караулу: ее пропускают без вопросов – приказ босса. Кабинет Сквало на втором этаже, Орегано уже была здесь раньше, но все равно с интересом смотрит по сторонам, проходя по кажущемуся бесконечным коридору, и замирает перед приоткрытой дверью.
Лал и Сквало стоят слишком близко друг к другу, Сквало склоняется над ней – на его фоне отчетливо видно, какая же Лал все-таки маленькая и хрупкая – убирает со щеки и заправляет за ухо темную прядь. Лал поднимает голову и смотрит на него. Секунду. Две. Три. Их губы слегка соприкасаются, Лал подается вперед и прижимается к нему всем телом. Рука Сквало в перчатке скользит по ее шее, когда он притягивает ее ближе.
Орегано распахивает дверь и входит, не отрывая взгляда от Лал. Та очень удачно отступает в тень, и выражения ее глаз не видно за очками. Да и что Орегано может там разглядеть?
- Привет, вот папка, здесь все, что мы нашли сегодня, плюс медицинские документы и материалы экспертизы. Будешь кофе или сразу поедешь? – Сквало ведет себя так, словно она не прервала их с Лал заигрывания на самом интересном месте. Хотя она уйдет, и у них будет полно времени, чтобы наверстать.
- Нет, спасибо, у меня еще много дел перед отъездом. Удачи вам, - у нее почти получается не поставить ударение на последнем слове. – Пока.
Она уходит, плотно прикрыв за собой дверь, почти медленно проходит коридор, спускается на первый этаж, вежливо прощается с охраной, садится в машину, заводит мотор, трогает с места и выезжает за ворота. Целых три километра семьсот метров, если верить счетчику, она едет с обычной скоростью, словно не торопится сбежать на край света подальше от ЦЕДЕФ, Варии, Сквало, Лал, белой перчатки в темных волосах и нечитаемого выражения скрытых очками глаз.
Орегано вжимает педаль газа до упора, глядя, как ползет по кругу стрелка километража, а затем медленно отпускает, пока машина не останавливается посреди дороги. Она отстегивает ремень безопасности, выходит, смотрит по сторонам – никого и ничего, в черноте ночи кажется, что она застыла посреди пустоты – и дает наконец волю слезам. Ноги подкашиваются, и она падает на траву, не заботясь о чистоте костюма. Всхлипы волнами прокатываются по ее телу – от тихих стонов до воя, от бессвязного шепота до беззвучного крика. Она плачет так, как никогда в жизни, теряя сознание, приходя в себя и снова размазывая по лицу слезы. Орегано никогда бы не подумала, что способна впасть в такую истерику. Она не знает, сколько проходит времени, прежде чем до ее слуха доносится настойчивый писк мобильного.
- Да, Емицу.
- Забрала.
- В порядке.
- Скоро буду.
Орегано нажмает на «отбой», смахивает слезы и возвращается назад к машине. Зажигает в салоне свет и смотрит на себя в зеркало заднего вида. Покрасневшие припухшие глаза и нос, бледные щеки, резко обозначившиеся скулы, рот скривился в страшном подобии улыбки, волосы растрепались, среди светлых прядей торчат травинки - вряд ли кто-нибудь поверит, что ничего не случилось. Она кое-как приводит себя в порядок, смотрит на часы — вечность оказалась получасом - и стартует с места, не закрывая окно.
Прохладный ночной ветер обдувает лицо, и дышать постепенно становится легче. Хорошо, что ей надо проехать почти половину острова. В штаб она входит практически нормальной — только глаза и выдают, но это можно списать на переутомление. В офисе кипит жизнь, Орегано улыбается: чей бы мир ни рухнул, ЦЕДЕФ не собьется с рабочего ритма. Особенно сейчас, когда над всеми ними нависла опасность таких масштабов. Орегано укоряет себя — надо же было настолько беспечно останавливаться посреди нигде и поддаваться эмоциям. Ее могли пристрелить и из обычного оружия, а она бы и не заметила приближение противника. Лал бы за такое убила ее собственными руками.
Лал... Не думать.
Орегано вручает Емицу документы, тот едва кивает, отпуская ее домой, и утыкается в них. Она втайне благодарна за его занятость — он бы ни на секунду не поверил в сказки об усталости. Да и она бы не смогла ему соврать: это противоречит всему, чему ее учили. Между боссом и его личным секретарем не должно быть секретов. Емицу никогда не расспрашивает ее о личной жизни, но она знает: если он потребует, ей придется выложить ему все. Раньше это ее не беспокоило, Емицу все равно все обо всех знает, но сейчас ей очень не хочется рыдать у него на плече.
«Ты просто хочешь казаться сильной, малявка. Но быть и казаться — слишком разные вещи, посмотри на себя: распустила нюни, поддалась жалости и еще смеешь на что-то надеяться. Сопли вытри для начала», - произносит у нее в голове насмешливый голос Лал. Хочется побиться лбом о хромированную стену лифта, но вряд ли это поможет. Орегано выходит, не глядя на свое отражение. Внутренний голос прав. Сначала дело — потом сопли. Она не в том положении, чтобы позволить себе неделю лежать в кровати, есть шоколад и смотреть дурацкие старые комедии. Эта мода вообще чужда итальянкам. Они встают, отряхиваются и идут готовить пасту, - так всегда говорила бабушка – самый мудрый и жизнелюбивый человек из всех, кого знала Орегано.
Дома тихо. Не так, как обычно, а неприятно, потусторонне тихо. Орегано достает пистолет и легким движением снимает его с предохранителя. Включает свет по всей квартире - никого. Отлично, теперь она еще и паникерша. Орегано опускается на диван в гостиной и смотрит на то, как играет свет на черной поверхности пистолета. На мгновение представляет, как выпустила бы обойму в лоб Сквало, как его красивое лицо превратилось бы в кровавую кашу, волосы потеряли бы свой блеск, как он падал бы — медленно, в вихре алых брызг, и как громко бы ударился о пол его меч. Легче почему-то не становится. Только противнее.
- Дура, - почти неслышно говорит она сама себе и достает чемодан. Надо собираться в «отпуск».

***
Неаполь — город грязи. И даже не из-за мусорного кризиса, а просто по-обывательски, по контрасту с Палермо, где солнце проходит через каждый листочек, бросая причудливые тени на камни мостовых, отражаясь от крыш домов и стекол автомобилей. В Неаполе солнце скрыто за мутной дымкой из смеси выхлопов и пепла, и оттого все кажется окрашенным в серый цвет. На фоне этого белый мрамор Дуомо и желтый кирпич замков кажутся вкраплениям из параллельной реальности.
Порт Неаполя — концентрация жизни в городе, яркое пятно на фоне грязи, нищеты, праздности туристов. Здесь даже небо чище и облака плывут быстрее, не застревая в горячих парах, щедро источаемых Везувием. Орегано оглядывается на Замок Яйца, возвышающийся над суетой. Она оглядывается, в который раз жалея, что у нее нет времени на посещение собрания замка: паром на Капри отходит через двадцать минут.
Она стоит на палубе, ежась от ветра, и чувствует себя голой без привычных брюк и пиджака. Надо было накинуть на плечи что-нибудь поверх платья, но ей не хотелось лишний раз копаться в чемодане. Да и надо привыкать: на время «отпуска» ее выходной гардероб сплошь состоит из легких платьев, сарафанов и маек на тонких лямках. К счастью, она вряд ли будет появляться в городе часто. Паром трогается, ветер усиливается, теперь он бросает ей в лицо соленые брызги. Орегано жмурится и улыбается: море всегда успокаивает. Хорошо, что они с Койотом едут по отдельности из соображений «конспирации»: его привезут на яхте вместе с медсестрой-сиделкой и охраной — он еще слишком слаб, чтобы выдержать обычное путешествие. Она сильно сомневается, что это поможет, наверняка для нападающих они все — как на ладони, но возможность побыть наедине с собой сейчас очень радует.
Можно сесть в салоне, посмотреть фильм или погрузиться в многоязычный гомон, но здесь слишком хорошо, чтобы куда-то двигаться. Ветер теперь дует откуда-то сбоку, приподнимая край ее черно-белого сарафана и закручиваясь вокруг ее ног легким щекотным вихрем. Солнце отражается на гребнях мелких волн сотней тысяч драгоценных камней, и смотреть на этот сине-зелено-белый калейдоскоп можно бесконечно.
Белые домики Капри вырастают перед ней через несколько секунд, и Орегано внутренне собирается: минуты отдыха закончены, начинается «отпуск».
На принадлежащую ЦЕДЕФ виллу ее доставляет такси. Водитель болтает без умолку всю дорогу, расписывая «прекрасной синьорине с континента» прелести острова, вкусы морских блюд и местных юношей, которые с радостью скрасят ее досуг. У него самого трое внуков, один краше другого, живут они относительно недалеко и с удовольствием угостят ее ужином в воскресенье. Орегано жалеет, что не может принять приглашение, но улыбается и заверяет пожилого синьора, что обязательно попробует выбраться.
На вилле прохладно: кондиционеры работают вовсю. Орегано достает из чемодана толстовку и шорты, принимает душ, смывая с себя морскую соль, включает ноутбук в сеть и принимается за работу.
Информация кубиками мегабайт высвечивается на экране, вытекает тонкими потоками кодов и пикселей через интернет-соединение, вливается сквозь клавиатуру прямо в Орегано. Отчеты, материалы расследования, заключения экспертов, анализы почвы, воды, воздуха, Пламени, бушующего внутри Койота и Бельфегора. Она читает все это, составляя таблицы и графики, выискивая малейшее сама-не-знает-что: то ли совпадения, то ли несостыковки. Письма Емицу улетают со скоростью света. Интересно, как сейчас обстановка в штабе? Что делает Турмерик? Удалось ли ему распознать шифр в сообщениях Сквало? Емицу перепоручил расшифровку ему незадолго до отъезда Орегано. Еще один человек в курсе планов и подозрений. Еще один шанс, что до Сквало долетят отголоски поисков. Еще один шанс, что он заляжет на дно.
Или начнет действовать.
Или плюнет. Он наверняка сейчас занят тем же, чем она: просматривает отчеты, в сотый раз прокручивая в голове все имеющиеся у них сведения, орет на подчиненных— ему необходимо вернуть Бельфегора в строй. Как бы она ни относилась к Сквало, в чем бы ни подозревал его Емицу, интересы Варии для него всегда на первом месте. Как для нее — интересы ЦЕДЕФ.
Мысль перескакивает на Базиля, отправленного в Японию приглядывать за наследниками. Будущий Десятый и его Хранители сейчас наиболее вероятная цель следующей атаки. Вот кого следовало бы отправить в «отпуск».
Стук в дверь вырывает ее из задумчивости. Улыбчивая помощница экономки — Лаура — сообщает, что ужин готов и интересуется, куда подать. Орегано выходит из-за стола, разминая затекшую шею, и спускается в столовую. Надо хоть раз за последнюю неделю поужинать по-человечески. Вряд ли потом ей это удастся.
***
Волосы Лал рассыпались по плечам, щеки заливает едва заметный румянец, рот приоткрыт, полные груди приподнимаются и опускаются в такт ее движениям. Она откидывается назад, опираясь на одну руку и лаская себя второй, и ускоряется. Длинные пальцы в перчатке накрывают ее ладонь, сдвигая ее вверх, а затем спускаются ниже, обводят влажные складки, надавливают на клитор, потирая его. С губ Лал срывается стон. Она сжимает бедрами бедра Сквало и двигается все быстрее и быстрее, задавая ритм.
Орегано просыпается, тяжело дыша. Мокрая майка противно липнет к телу, дующий в окно теплый ветер кажется ледяным. Она откидывает одеяло, садится и закрывает руками лицо. Из глаз текут слезы.
Чертово воображение.
Чертовы страхи.
Чертовы воспоминания.
Глупая девчонка.
Экран ноутбука мерцает в темноте ночи, от резкого контраста болят глаза. Она включает настольную лампу, выпивает таблетку от головной боли, и открывает программу подключения к базам ЦЕДЕФ.
***
Следующие дни сливаются в сплошное марево — она работает, отчитывается, переговаривается по телефону со штабом и почти не видит солнечного света. Разве что тонкий луч залетает через окно. Орегано оглядывается и с тоской смотрит на полоску синего неба. Где-то вдалеке шумит море. На Капри его слышно отовсюду. Вилла стоит на горе, для того, чтобы искупаться, нужно долго спускаться по лестнице в скале, а затем подниматься наверх по широким ступеням. «Отпуск» не позволяет ей тратить на это время.
Новая порция цифр приходит за несколько часов до нападения на хранителей будущего Десятого. Такеши Ямамото получает серьезную травму, но каким-то образом им удается отразить удар Пламенем. Савада Цунаеши умеет защищать своих друзей. Вот только от кого он их защитил на этот раз — неясно. Несмотря на то, что столкновение произошло в середине дня, никто не помнит, как выглядел атаковавший их человек.
Они с Койотом покидают виллу вместе, младшее поколение вылетает в Италию — прятаться бесполезно и неэффективно. Девятый собирает новое совещание. На этот раз в кабинете светло и многолюдно. Даже портреты предыдущих боссов Вонголы кажутся заинтересованными в происходящем. И сосредоточенными не меньше своих живых потомков.
- Иллюзия? Но как? С ними были Мукуро и Фран — два первоклассных иллюзиониста. Они не могли не заметить присутствия рядом еще одного обладателя Пламени Тумана.
Орегано сидит рядом с Емицу. На его лице нет привычной улыбки. Как нет ее ни у кого из присутствующих. Время шуток закончилось, игра вышла на новый уровень. В голове крутятся варианты один фантастичнее другого. В памяти всплывают «воспоминания» из несбывшегося будущего, параллельные миры, излучение нон-тринисетте, кольца Ада, Миллефиоре.
- Однажды мы видели, как из людей откачивали Пламя...
- Нет, это невозможно, - озвучивает босс ее мысли. - Семья сделала все, чтобы сценарий не повторился. Отчеты ученых подтверждают — эта игра происходит в одном мире. И играет в нее, скорее всего, один человек.
Они даже мыслят одними определениями. Ее отлично выдрессировали, учебная часть ЦЕДЕФ может гордиться.
Орегано старательно не смотрит в сторону Лал. Зато внимательно наблюдает за Цуной. Он действительно вырос. Еще несколько лет назад присутствие на общем собрании вогнало бы его в такую панику, что Реборну пришлось бы засунуть пистолет ему в глотку, чтобы заставить перестать дрожать и бессвязно бормотать.
Динамики на стене вдруг оживают, на экране, висящем между портретами Шестого и Седьмого появляется довольное лицо главного инженера Вонголы.
- Мы нашли способ «откачать» избыток Пламени из организма Бельфегора.
Говорить все начинают одновременно.
- Отлично!
- Превосходно!
- Наконец-то!
- Однако, это слишком рискованно, - продолжает Джаннини. - Шансы, что он умрет или навсегда лишится Пламени — пятьдесят на пятьдесят. Способ не проверен, нам необходимо время на испытания, но вы просили сообщить вам о результатах немедленно, дон Тимотео...
- Рискуйте, - хриплый голос Занзаса прерывает поток сознания. Цуна ощутимо вздрагивает от этого звука. - Мелкого психа надо вернуть.
Секунду тишины в комнате можно резать ножом.
- Ты уверен? - мягко спрашивает дон Тимотео.
Занзас не удостаивает его взглядом, встает и выходит из кабинета.
Собрание окончено.
***
Лал ловит ее сразу по возвращении в штаб ЦЕДЕФ. Орегано не успевает даже вскрикнуть, когда ее прижимают к стене, и теплые губы Лал накрывают ее собственные. Она тонет в знакомом вкусе, на глаза наворачиваются слезы, и Орегано обмякает в руках Лал, обнимая ее, прижимая к себе, хватаясь за нее, как за спасательную соломинку.
Они целуются, не замечая ничего вокруг, до тех пор, пока им не перестает хватать воздуха, но даже тогда они не отрываются друг от друга. Дышат, соприкасаясь губами, глядя друг другу в глаза. У Лал длиннющие ресницы, - отмечает вдруг Орегано, - густые, пушистые, с золотистыми кончиками. В их обрамлении ее глаза кажутся еще темнее, а сама она – похожей на сказочную принцессу. Орегано радуется, что Лал не умеет читать мысли, иначе давно бы засмеяла ее за глупые фантазии.
А с другой стороны ей пошло бы такое прозвище. Принцесса Лал.
Орегано живо представляет себе лицо Лал, если бы ее так назвал кто-нибудь посторонний. Интересно, на сколько метров отлетел бы этот смельчак. Становится смешно, и все напряжение последних дней выливается наружу в неудержимом хихиканье.
Лал смотрит удивленно, она наверняка сейчас прикидывает в уме способы прекращения истерик и припадков, но Орегано ничего не может с собой поделать – смеется, сползая по гладкой стене коридора, даже не пытаясь вытереть слезы, ручьями текущие из глаз.
Лал присаживается рядом, обнимает ее, прижимая к себе, и крепко держит до тех пор, пока смех не перетекает во всхлипы. Наконец Орегано удается взять себя в руки. Лал тут же отпускает ее, поднимаясь на ноги и отряхивая шорты.
- Что-то ты рано начинаешь. С тобой все нормально?
- Что? – до Орегано не сразу доходит, на что намекает Лал. – А. Нет. Но почему ты сейчас не со…
- Хорошо, - перебивает ее Лал, придвигаясь ближе и переводя взгляд на губы Орегано.
Телефонный звонок прерывает неначавшийся поцелуй и поток вопросов и обвинений, готовый вырваться из уст Орегано. Для Лал работа всегда на первом месте, - думает она, наблюдая, как та резко поднимается, кивает и уходит, не оборачиваясь.
До слуха Орегано долетают слова «Вария» и «материалы». Интересно, разбить голову о стену – достойная смерть?
***
Лал не приезжает домой вечером, впрочем, это неудивительно. Сейчас у нее полно работы. И не работы, наверное, тоже, - с тоской думает Орегано, закрывая за собой дверь пустой квартиры. Свет она не включает, предпочитая уютные отблески луны и уличных фонарей. Монстры в каждом углу уже не чудятся, в конце концов, она давно уже не маленькая девочка и, по большому счету, живет одна практически постоянно – Лал вечно в командировках и поездках, да и дела ЦЕДЕФ нередко заставляют их обеих задерживаться в офисе допоздна и ночевать в квартирах наверху здания.
Орегано принимает душ, вылезает, не вытираясь, оставляя на полу мокрые следы, и утыкается взглядом в любимый лосьон для тела Лал. Нерешительно протягивает руку, выдавливает немного на ладонь, втягивает носом тонкий аромат красных апельсинов и размазывает крем по груди. Выдавливает еще, наносит на руки, ноги, живот, погружается в запах Лал, согреваясь в нем и уплывая на волнах тоски. Ничего, ей полезно.
За время недолгого «отпуска» она почти смирилась с тем, что Лал выбрала Сквало. Ее можно понять, наверное. Как бы свободно ни было современное общество, мафия играет по другим правилам. Две живущие вместе сотрудницы службы внешней разведки – не лучший вариант для репутации Семьи. ЦЕДЕФ, в общем-то, наплевать, но вот Вонгола, частью который волей или неволей является ЦЕДЕФ – другое дело. Рано или поздно им «мягко посоветуют» расстаться друзьями, и им придется подчиниться. Они могут, конечно, встречаться тайком, но Лал не останется с ней на правах приходящей любовницы. Не тот она человек. Что бы она сама ни говорила, ей необходимо внимание, забота и дом. Место, где ее ждут, даже когда она не приходит. Да и каждой женщине нужно хотя бы иногда чувствовать себя защищенной и расслабиться, и чем сильнее женщина, тем острее она ощущает это.
Мадонна, что за ересь? Она явно переобщалась с мамой, раз объясняет поступки Лал любимыми наставлениями родительницы.
Лал не такая, Лал знает, чего хочет, и знает, что ей за это будет. Всегда знала. Особенно, когда в первый раз переспала с Орегано. И если она сейчас предпочла завести роман с мужчиной, значит, именно сейчас именно этот мужчина ей и нужен.
Жаль только, Орегано не умеет так же ясно и четко определять свои желания, только лишь оправдывать других перед собой с помощью глупых аргументов.
Черт. Она отворачивает кран с холодной водой до упора и смотрит, как в запотевшем зеркале постепенно проявляется ее лицо. Бледное, мокрая челка прилипла ко лбу, глаза подслеповато щурятся, губы решительно сжаты.
Непонятный поцелуй выбил ее из колеи. И вернул в разум. Она не смирилась. Ничерта она не смирилась! И не будет молча наблюдать за тем, как ее любимая женщина уходит к другому. Завтра она поговорит с Лал, ей нужно услышать из ее уст всю правду, какой бы эта правда ни была.
***
Поговорить им, конечно, не удается. Наутро приходят хорошие новости.
Бельфегора спасают. Чудом вытаскивают с того света в момент, когда пламя, «откачиваемое» по технологии Джаннини, покидает его тело. Луссурия вливает в него все силы, которые у него есть, теряет сознание, но сохраняет Бельфегору жизнь и Пламя. В себя тот приходит ближе к вечеру, но, как и остальные, не может ни вспомнить нападавшего, ни описать момент нападения. Очень плохо. Емицу меряет шагами кабинет и злится. Несмотря на найденное решение, они по-прежнему беззащитны перед проблемой и по-прежнему не знают, кто и почему стоит за атаками.
Приказ прекратить собирать информацию про Сквало босс отдал еще вчера, но Орегано по инерции включает программу, отслеживающую действия Сквало. Ничего. Ну и ладно. У нее полно других дел – какой бы ни была опасность, угрожающая Семье, повседневная рутина не ждет. Если забросить контроль потоков легальных и нелегальных товаров, течение сделок и проверку бизнес-партнеров и подчиненных семей, проблем потом не оберешься. Орегано погружается в эту рутину с радостью – хорошо чувствовать себя полезной организации. В последние дни она несколько раз ловила себя на мысли об обратном и устала усмирять внутренние страдания и истерики. Надо что-то с собой делать, и работа – отличный выход из положения.
***
Феррагосто наступает неожиданно. Громкой музыкой из пляжных кафе, криками и смехом, яркими лентами в городах и деревнях, оживлением на дорогах и улицах. Радость от главного летнего праздника долетает даже до серых офисов небоскребов, в которых расположен штаб ЦЕДЕФ.
Орегано улыбается в ответ на поздравления юных девочек, сидящих в приемной. Несмотря на то, что им приходится работать, когда вся страна отдыхает, они оживленно болтают, планируя, как пойдут сегодня ночью смотреть на фейерверки на пляже. В этом году обещают отличное огненное шоу и реки выпивки. Впрочем, с алкоголем на Феррагосто проблем не бывает никогда. Она вспоминает, как в четырнадцать лет вместе с соседскими мальчишками тайком сбежала из дома к пляжу и всю ночь танцевала, пила и целовалась с малознакомыми людьми. Это же Феррагосто – можно позволить себе любые безумства. И как было плохо наутро, она тоже вспоминает и внутренне жалеет девочек. И завидует им немного.
- Орегано, а давай и мы пойдем! – в глазах Базиля пляшут задорные огоньки, он только что на месте не подпрыгивает. Орегано чувствует себя старой, потому что мимолетное желание повеселиться слишком быстро перетекает в мысли о похмелье, головной боли и работе, которая не позволяет отключаться даже на одну ночь.
- Не бойся! Мы не будем пить!
- Не будем пить? На Феррагосто? Ну-ну, - подошедший сзади Турмерик весело смеется, и от его смеха Орегано вдруг становится тепло.
- Хорошо, пойдем. Но только ненадолго. Я в последнее время не высыпаюсь.
- Отлично!
- Спасибо, - Турмерик слегка сжимает ее плечо, - ему это нужно. Нам всем нужно. И босс дал добро, - подмигивает он.
Еще и босс дал добро. Ну конечно. В конце концов, не запираться же им в офисе до конца дней из-за всей этой истории с нападениями. Хотя Орегано, конечно, предпочла бы запереться. И остальных запереть.
«Трусиха», - снова шепчет в голове голос Лал. Интересно, она пойдет? Наверняка нет, ей не до того. Ну и ладно. Орегано принимается за дела с легким сердцем.
***
Она выходит из офиса, когда на улицах уже горят праздничные огни, вино льется рекой, и толпы туристов, еще днем с благостными лицами взиравшие на шедевры архитектуры и изобразительного искусства, с удовольствием присоединяются к разгульному празднику. Какой-то парень налетает на нее, закручивает в странной смеси танго и сальсы, целует в щеку и отпускает. Орегано смеется, глядя ему вслед, и заводит машину, набирая номер Базиля – они договорились встретиться у порта и пойти на пляж пешком.
- Я на пути из Варии, еще километров сорок-пятьдесят, еду мимо озера, скоро буду, - голос Базиля искрится предвкушением праздника, и улыбка Орегано становится шире. Она кладет трубку и несколько секунд смотрит на проплывающую за окном дорогу, раздумывая, не позвонить ли Лал.
Смс-уведомление о поступлении новой информации по отслеживаемому файлу высвечивается на экране в тот момент, когда она почти решается нажать вызов.
Десять цифр. На номер Сквало.
Она вспоминает, что забыла отключить слежение, и радуется этому, разворачивая машину и набирая номер Емицу.
- Где Базиль? – спрашивает он, не дав ей закончить предложение.
- Едет из Варийского штаба, уже должен подъезжать к городу.
- Срочно найди мне его!
- Да.
Базиль не отвечает.
Орегано запускает карты и открывает программу отслеживания телефонов ЦЕДЕф. На экране высвечиваются координаты Базиля во время последнего звонка, мигает синяя капля маячка, прозрачными волнами расходятся сигналы. В обычное время ей нравится наблюдать за этой анимацией, сейчас это крайне раздражает. Она нетерпеливо барабанит по рулю, ожидая, пока переключится светофор – неторопливый сегодня по случаю праздника, как и вся Италия. Координаты меняются, определяя местонахождение телефона Базиля где-то в отдалении от трассы, по которой он должен был ехать. Твою же мать!
Орегано резко разворачивается, нарушая все правила и вызывая возмущенные гудки у водителей, которым она переехала дорогу, и вдавливает педаль газа. Докладывает Емицу об обстановке, называет координаты и вдруг замолкает. Цифры, проклятые цифры, полученные Сквало, совпадают с координатами за исключением двух: восемь и четыре. Орегано вздрагивает, понимая, что восемьдесят четыре – это номер Базиля по японскому шифровальщику.
Емицу не дослушивает ее, отдавая приказ выезжать на место и быть готовой ко всему. Она кладет трубку, с трудом подавляя дрожь в пальцах. Все будет хорошо, она не будет паниковать, она умеет справляться с любым стрессом. Пистолет в кобуре становится тяжелее с каждым километром, но она не обращает на это внимания, надеясь и молясь, чтобы ей хватило времени.
В заброшенный не то склад, не то сарай она влетает, едва дыша. И замирает в воротах, будто ее ударили по голове. Картинка перед глазами на секунду мутнеет, а затем становится кристально-чистой.
В руках Сквало пистолет необычного светло-серого цвета. На кончике дула танцует ярко-голубое Пламя Дождя. Связанный Базиль сидит на стуле, безвольно опустив голову. На его щеке алеет кровоподтек, но грудь легко вздымается и опускается. Ничего, это синяки и ссадины они вылечат, как только она убьет этого психа. Главное – Базиль жив, она успела.
Сквало поворачивает голову и улыбается совершенно безумной улыбкой-оскалом. Орегано поднимает пистолет, направляя дуло ему в лицо. Щелчок предохранителя громом раздается в повисшей тишине.
- Да что ты? Убьешь меня? Серьезно? Ну давай, - он шутовским жестом разводит руки в стороны, прислоняя пистолет к виску Базиля. Пламя разгорается чуть ярче. Орегано вздрагивает.
- Боишься, малявка? Правильно. Теперь брось пушку и отойди к стене, ты следующая, на тебя даже Пламя тратить почти не надо, очень удобно.
- Не дождешься.
- О, надо же, а ты смелая. Или у тебя ко мне счеты личного характера? – тянет он и ухмыляется еще шире.
Орегано прищуривается. Она может снести ему половину башки одним выстрелом. Надо только выбрать момент.
- Хочешь поговорить об этом, малявка? Я бы с удовольствием, но я тороплюсь вырезать весь ЦЕДЕФ, прости.
- Зачем? – против воли срывается у нее с губ дурацкий вопрос.
- Зачем что? Зачем мне вырезать ЦЕДЕФ? Или зачем я трахаю Лал Мирч?
- С этого места поподробнее, если тебя не затруднит.
Орегано резко оборачивается. В дверях, чуть позади нее стоит Лал и смотрит на Сквало, не обращая на них с Базилем никакого внимания.
- Я очень хочу знать, кто ты и каким образом ты меня трахаешь, так что давай, рассказывай, раз уж мы все равно все здесь умрем, - по ее тону ясно, что умрет сегодня только один.
- О, злобная киска. Подойди ближе, и я покажу тебе, каким именно образом. Если не боишься, конечно.
Сквало на миг прикрывает глаза – и когда он открывает их, Орегано подавляет вскрик ужаса. Вместо привычного прозрачно-серого цвета они светятся ярко-красным, почти бордовым.
- Вижу, ты не испугалась. А вот твоя подружка дрожит, того и гляди промахнется и попадет в мальчишку. Вот будет забавно. Какие нынче пошли у Внешнего секретари странные, только и умеют что рыдать. Зато красивые. И сиськи ничего так, тебе она поэтому нравится?
- Орегано, сделай шаг вправо и держи этого мудака на прицеле.
- Да.
- Спокойно, киска. Иначе у меня соскользнет рука, - дуло пистолета проходится по светлым волосам Базиля, окрашивая их в призрачно-голубой цвет. Орегано сжимает пистолет, изо всех сил стараясь не думать о худших вариантах.
- Расслабься. Емицу будет здесь через минуту, сможете вдоволь натрепаться о старых временах. Даже если ты убьешь его, даже если ты убьешь Сквало, тебе это не поможет, так что положи пистолет и сделай шаг назад.
Убьешь Сквало? У Орегано начинает сильнее кружиться голова.
Дальнейшее происходит так быстро, что, даже пытаясь проанализировать произошедшее потом, Орегано не может понять, что случилось. Снаружи раздается визг тормозов, и Сквало с Лал прерывают игру в гляделки, бросаясь друг на друга.
- Орегано, стреляй! – кричит та, и Орегано подчиняется. Жмет на курок, молясь, чтобы пуля не задела ни Базиля, ни Лал.
Раздаются крики, звук трех выстрелов сливается в один грохот, слепяще-яркая вспышка озаряет помещение, и Орегано теряет сознание.

Приходит в себя она, к своему удивлению, не в больнице, а в их с Лал спальне. Занавески колышет ветер – опять та оставила окно открытым, на потолке пляшут отблески фейерверков – значит, праздник еще не закончился. Голова раскалывается, мысли путаются, ей жарко, надо бы встать и выпить таблетку, но сил пошевелиться нет.
- Лежи, тебе нельзя вставать, - Лал убирает руку с ее живота и приподнимается, дотягиваясь до тумбочки.
Орегано пьет воду маленькими глотками, в голове постепенно проясняется, события последних часов выстраиваются в правильную последовательность, обрастая сотней вопросов. Лал прерывает их еще до того, как Орегано начинает говорить. Прижимается к щеке, обводит пальцем изгиб ее губ и шепчет на ухо:
- Тсс. Я все тебе расскажу, если пообещаешь не перебивать и не дергаться, иначе Емицу меня четвертует, я и так забрала тебя домой под свою ответственность, врачи советовали оставить тебя в больнице после атаки Пламенем.
История оказывается до банального простой. Алехандро Марчелло, молодой, подающий надежды сотрудник исследовательского отдела, специализирующийся на свойствах Пламени, втайне от организации создавший оружие, позволяющее взять объект под гипноз при помощи вливания в него пламени Тумана. Уволен по собственному желанию, затем погиб в автокатастрофе. Обстоятельства были, конечно, проверены, но никто ничего не обнаружил благодаря изобретению Марчелло.
В следующие годы он усовершенствовал свое оружие — теперь его не могли заметить даже опытные иллюзионисты, именно поэтому никто из пострадавших его не запомнил. А потом создал пистолет, в совершенстве управляющий всеми видами Пламени сразу. За основу взял знаменитую систему C.A.I., придуманную Гокудерой из будущего. Пистолет стрелял концентрированным Пламенем, которое благодаря умелому сочетанию с Пламенем Солнца задерживалось в организме, превращая человека в бомбу замедленного действия. Он заряжал пистолет, вытягивая слабое Пламя из обычных людей. Они и не замечали этого: подумаешь, потерял сознание от жары, несколько дней полежал с температурой, потом продолжил обычную жизнь. Говорят, Верде в трауре – пропал такой талант, такой стратег.
Мстить ЦЕДЕФ он решил по самой идиотской из возможных причин – Емицу когда-то отказался взять его в оперативники, мотивируя это его необходимостью в лабораториях.
- И лучше бы он там и оставался – стрелок из него дерьмовый, - усмехается Лал, поглаживая живот Орегано, от чего у той по телу бегут щекотные мурашки и хочется поджать пальцы на ногах. – Он выстрелил в тебя из второго пистолета, но промахнулся – тебя только слегка опалило струей Пламени, поэтому ты отрубилась, но ничего серьезного с тобой не произошло.
Лал целует ее в шею, чуть втягивая тонкую кожу – назавтра останется след, ну и пусть.
- Хотя надо признать, стратег из него получился действительно неплохой. Ему удалось сбить нас с толку, захватив Сквало и выдав себя за него. Плюс первые атаки, направленные на Вонголу, а не на ЦЕДЕФ – умно. А потом он решил подразнить нас и сыграть в открытую. И прокололся, глупо, в мелочах, а переиграть Емицу на поле похищений и тайных следов невозможно. Цифры, которые он тебе посылал — он делал это специально, не смотри так, неужели ты думаешь, разумный человек оставит такой яркий след по недосмотру? – раньше в них был бессмысленный набор, а сейчас он поставил номер Базиля. То ли возомнил себя всесильным, потому что мы попались на крючок и стали разгадывать цифры, то ли просто сбился – в любом случае, он проиграл с самого начала.
Лал приподнимается на локтях, нависает на Орегано и садится ей на бедра. Становится еще жарче.
- Но меня сейчас интересует не эта чушь, а то, какого черта ты попалась на его удочку с видением. Ты действительно поверила, что я уйду от тебя, не сказав не слова, а потом буду издеваться поцелуями в коридорах штаба? Дура! Ну чего ты ревешь опять?
- Н-н-не знаю, - Орегано не может остановить потоки слез, льющиеся из глаз.
Лал вздыхает и ложится на нее, обхватывает лицо ладонями, смахивая соленые капли.
- Я люблю тебя, - каждое слово – поцелуй. Орегано забывает о слезах, отвечая ей, обнимая ее так, словно они не виделись целую вечность. Они и не виделись – понимает вдруг она. Недели тишины и неровного биения сердца – это почти вечность.
Желание накатывает стремительно, взрываясь в груди огненным шаром. Орегано раздвигает ноги, трется о Лал, жарко дыша ей в шею, отвечая на поцелуи, поглаживая, сжимая, до тех пор, пока их обеих не накрывает оргазм.
- Вообще тебе это вредно, и я не должна была, - смеется Лал.
- Ну да, конечно. Еще и не планировала, - вторит ей Орегано, чувствуя, как у нее слипаются глаза.
- И не надейся. Планов у меня много, и все они связаны с тобой.
В ее голосе сквозит неприкрытое обещание, и Орегано стонет, понимая, что снова возбуждается.
- Но потом, - продолжает Лал. – Сейчас мы будем спать.
- Да.
Орегано прижимается к ней и закрывает глаза. Последнее, что она видит – яркую вспышку красно-оранжевых фейерверков – последний аккорд Феррагосто, последний аккорд лета.
В следующем году они обязательно пойдут на пляж. Или не пойдут –слишком уж заманчивая штука – планы Лал.
Сознание уплывает на волнах сна, и почему-то опять вспоминается Интернет-тест про мафиози.
«Верите ли вы в счастливый конец?»
- да
- нет
Последний вариант ответа она не помнит, но он и не нужен. Для нее больше нет других ответов, кроме «да».