Магия – это искусство. Как и танец – одна и та же губительная, прекрасная основа из пяти граней, которую ты дополняешь, становясь шестой. Финал доводит до трепета, граничащего с ужасом.

Искусство – всегда эстетика отвратительного, признается оно себе в этом или нет: зритель видит плавность движений, яркость красок и гармонию, но не может узреть спрятанные за гримом синяки, услышать хруст сломанных костей, почувствовать боль заживо гниющей души танцовщицы.

Искусство мятежно по натуре своей, и именно поэтому Вива Бланк была лучшей: чары её пронзали до самых жил, а гибкое бледное тело чувствовало ритм каждой клеточкой, и это прослеживалось в любом мановении ее руки.

***

Вдохновение.

Сьюзи проехала тысячи километров, пересекла океан, оставила позади дом, лишь бы стать частью величия. Бесчисленные часы она танцевала одна, смотрела записи выступлений снова и снова. Трижды Бэннион рисковала жизнью, чтобы увидеть танцовщиц вживую – но этого было мало. Сердце тянуло ее в Берлин, в цитадель совершенства.

К лучшей из лучших. Конечно, она мечтала, видела во снах саму мадам Бланк – о лучшей учительнице и мечтать нельзя.

Раз. Два. Три. Четыре.

- Сьюзи, не останавливайся! Дыши ровнее. Слушай, что говорит тебе твое тело…

Тонкие пальцы мадам Бланк направляют её мягко, ласково. По-матерински – Сьюзи о материнской ласке знала только из книг и фильмов, но нежное отношение мастерицы к своим подопечным напоминало ей те истории, частью которых она хотела быть, но никогда не была. Счастливых семейных историй.

Прохладные ладони касаются её собственных, и внутри Сьюзи, где-то меж ребер и внизу живота, пробуждается то, что лежит за гранью родства. Пугающее, притягательное, животное.

Раз. Два. Три. Четыре.

Сердце Сьюзи сбивается с ритма, но тело движется ему в такт – довольный взгляд мадам тому подтверждение.

***

Желание.

«Когда ты танцевала, что ты ощущала? Внутри, в своем теле»

Сьюзи не думала о своих чувствах так же, как и не думала о своем танце – она просто чувствовала, отдаваясь неведомому, зовущему изнутри природному началу. Своей интуиции и той порочной крупице, что вела ее в дом искусства с малых лет. Розги, утюг, размашистые удары по лицу – они ничего не значили, ведь источник ее дара лежит за гранью Бога, его непостижимых замыслов. Боль физическая остывает, а душа продолжает петь, и Сьюзи извивается в такт ее музыке.

Она никогда не занималась сексом, не смотрела порнографию – только образовательные передачи про жизнь животных, и, конечно, о них Сьюзи и рассказала мадам. Ведь правда, танец – это словно секс, каким его описывают в романах, каким его показывают на экранах. Но, если выходить за рамки и представлять с кем-то другим себя...

Сьюзи не видит мужчину – мужчин рядом с собой она никогда и не замечала. Сьюзи видела по ночам, запершись в комнате и закусив губу, чтобы не стонать, черные с серебряной проседью волосы, ледяные глаза. Касаясь себя между ног она воссоздавала в памяти те легкие прикосновения на репетициях, запах тяжелых духов, французских, кажется, с примесью табака.

Но это не то, что она позволила бы себе сказать мадам Бланк, жаждущей ответа.


Сьюзи говорит про секс животных. Мадам Бланк смеется.

Сьюзи лишь смущенно потупляет взгляд.

***

Чувство.

Прикосновения становятся крепче: руки мадам на её талии, шее, ключицах. Когда та касается ее лица, Сьюзи вдыхает вместе с воздухом аромат ее сигарет, и он кажется удушливо сладким.

Она не такая как другие девушки – даже здесь, в школе дочерей танца. Что-то внутри нее, с самого проклятого рождения, спало в глубине, звало в Германию чарами, а теперь оно пробуждается. Сьюзи иногда словно больше не Сьюзи.

Она без страха идет за мадам в потайную комнату, полную зеркал. Приобщается к искусству магии, не задавая лишних вопросов – ей и не надо знать.

Это знает её нутро.

Это знает её мадам.

Патриша явно никуда не сбежала. Ольга не уехала домой. Сара… что будет с Сарой?

Сьюзи не знает и не хочет знать.

- Если хочешь танцевать, учи французский.

Они танцуют вдвоем и словно в окружении толпы: ладонь Сьюзи ложится на губы мадам Бланк, ладонь мадам Бланк ложится на губы Сьюзи. Со стен на неё смотрят десятки, точно сотни холодных глаз, и ей хочется в них раствориться. Танец – это что-то животное, сексуальное, но при том сокровенное и чувственное.

Мадам Бланк ей чуть больше, чем мать, и чуть меньше, чем мать.

Их лица совсем рядом. Сьюзи чувствует ее дыхание. Видит в ледяных глазах любовь – манипуляция не блестит нежными искрами на дне зрачков.

В конце их персональной тайной репетиции, прежде чем Вива успевает закурить, Сьюзи терпко ее целует.

***

Страсть.

Девушки шепчутся – у Сьюзи, верно, появился парень.

Парня, конечно, никакого не было. Лишь долгие часы в окружении книг днем – Сьюзи учит французский, оттачивает речь, пополняет словарный запас, чтобы мадам Вива ею гордилась. Девочки смотрят на них, перекидываются взглядами меж собой, но никто не станет копать глубже. Никто не станет спрашивать. Осуждать. В женских заведениях запретная любовь – не редкость. Да и искреннюю нежную привязанность можно принять за роман.

Но меж ними было большее. Много большее.

Вива Бланк учит её танцевать и колдовать – все перед зеркалами. Искусства подвластны ей, и она с радостью делится этим знанием. Сьюзи умеет уже говорить не только на французском, но и совсем без слов: ведьмы могут общаться мысленно. Ведьмы могут многое.

Иногда Сьюзи, призрак той девочки, только приехавший в раздираемый противоречиями Берлин, думает о Патрише. Об Ольге. О Саре.

Но ее мысли заглушает клокочущее нутро – неведомая цель, ее предназначение где-то близко.

Их заглушают стоны мадам Бланк.

Во время танца действительно чувствуешь нечто, как во время секса. Особенно, если рядом искусная партнерша. Тело изгибается, пальцы движутся в ритме – их обеих. Сьюзи вечно смеется, путаясь в длинных волосах, черных с серебряной проседью.

Вива любит ее касаться, неторопливо наблюдая, как мурашки идут по юному телу. Проводит языком по бледно-розовым соскам, долго целует шею, не оставляя засосов.

Сьюзи же по душе перехватывать лидерство в этом танце, другой форме общения без слов – только вздохами, всхлипами, стонами. Вива стонет хрипло, позволяя ее пальцам проникнуть внутрь себя. Дыхание выбивается из ритма.

Иногда, когда все происходит сумбурно, они занимаются любовью прямо посреди зала, лежа на деревянном полу – танец перерастает в секс, а секс возвращает обратно к танцу. Но обычно они уединяются в комнате мадам Бланк, там же едят поздний ужин, делят постель, а под утро Сьюзи, точно преступница, прокрадывается в собственную спальню.

Мадам Бланк уже слишком многое ей поведала, многому научила, но что-то она скрывает. Магия жила внутри Сьюзи с первого вздоха, она привела её сюда…

Вива не хочет говорить о загадочном ритуале, что чуть не сгубил Патришу. Испуг пронзает её насквозь: тело напрягается, а ужас заставляет глаза стекленеть. Но нутро подсказывает – Сьюзи рождена для того, чтобы отдать себя во славу величия.

Искусство – это эстетика отвратительного.

- Ты не хочешь чтобы я выбирала. Потому что любишь меня.

Ладони Вивы у её лица, а ледяные глаза полны скорби. Непролитых слез по неусопшей девушке. По страстным ночам, где магия и танец обретали единение в телах, их телах, переплетенных.

Финальный акт все ближе, и, целуя мадам Бланк, Бэннион чувствует на губах ее горечь. Вовсе не от сигарет.

***

Грехопадение.

Родная мать хуже раздирающих Берлин террористов, жестокая и нелюбящая. Мать Маркос – ложная пешка, лживая тварь, тщеславный пастор черных, слепых овец. Вива Бланк же…

Девочкам она была словно мать – и жизнь ее теперь висит на волоске, а из шеи сочится кровь, заливая ритуальный зал. Но эта кровь – лишь малый плеск в безумной реке…

Сьюзи уходит, стирается, отдавая сосуд Матери Суспирии. Матери Вздохов. Истинной матери ведьм.

Суспирия чувствует последнее, что остается от девчонки – и это боль. Вива боялась, готова была отдать жизнь за неё. Она ее отдала.

Не за Патришу, не за Ольгу, не за Сару, несчастную троицу мучениц, которых тоже любила всем своим черным сердцем.

«Ты можешь этого не делать, если не хочешь»

Но Сьюзи, увы, хотела.

Мадам Бланк была ей больше, чем мать, и меньше, чем мать.

А мать может быть только одна…

Смерть всем остальным матерям.

Вива не будет казнена, не будет вознаграждена – ведь единственное, что могла бы ей дать Матерь Суспирия, она же и забрала.

Мадам Бланк, что уже не танцует, не преподает, живет одна – с тяжестью в сердце. Сьюзи выбрала пусть истинного искусства, эстетику отвратительного, но только Виве от того не легче её терять.

Чудом мадам сохранила голову, но шею, на которой она держалась, никто ей уже не вернет.