Чёрные тучи и вездесущий туман.

Здесь всё пахнет смогом: даже новые посылки из Парижа. Элиза отсылает посыльную, а за окном каркает вороньё. Элизе даже этот запах кажется подходящим по духу этого места — мрачным, вороньим.

Мисс Торн она зовёт Главной из Воронья, даже несмотря на одетого в чёрный с фиолетовым Старрика. Люси и вышагивает по-вороньи, по-вороньи подозрительно (и презрительно) поворачивает голову, завидев её, на любую живую беседу отвечает так односложно, что в письмах Уэзеролу Элиза ехидно передразнивает каждую её фразу: кар! Кар-кар!

Гордое (птичье) вышагивание мисс Торн и Старрика по двору тоже не идёт против знакомого с детства образа.

Скорее Элиза слышит, как здесь ей не рады, сколько недоверия в той, чей погибший возлюбленный был изгнан из Братства, а она сама — не приняла давно положенный титул из-за местных интриг, пробиваясь самостоятельно до хоть какой-нибудь приближенной к магистерской должности.

Нынешняя предполагает её прибытие сюда.

Перья на шляпке Торн Элиза тоже зовёт вороньими: это же она каркает на ухо Старрику, что ей опасно доверять, что сведения про меч Эдема — наверняка ловушка. Элизе едва хватает сил, чтобы не начать тыкать письмами магистра Кенуэя им прямо в лицо: это не то, чего она хотела, приезжая в Лондон!

Но она лишь изнывает от скуки в этом «холодном дупле» и в письмах Уэзеролла лишь фыркает, что ей сейчас не до замечаний, что вороньё живёт в гнёздах.

Самая глазастая птичка уже зовёт её к себе в кабинет.

Там же повторяется всё то же самое: Элиза докладывает, Люси сдержанно слушает.

Элиза хочет показать свою преданность, Люси бессловесно выказывает своё недоверие.

Элиза считает, что карканье за окном Тауэра — это почти также невыносимо, как и это многослойное платье, в котором она приехала для маскировки.

Кар! — слышит она, думая, сколько же недоверия может выражать лишь повернутая к ней выпрямленная спина.

Кар!

«Мы тебе не верим», — звякает тончайший фарфор после отпитого строго в одиночестве — не предлагать ненадёжной! — чая.

Кар-кар!

«Твоё появление было слишком внезапным» — дополняет этот маленький оркестр тиканье часов, точно специально заведённых для того, чтобы мисс Торн было удобно отстукивать свой ритм в обгон тикающих стрелок. Элиза видит это именно так и никак иначе.

Кар-кар-кар!

«Мы ждём поводов, дабы сказать, что ты нас предашь», — а вот это самая честная мысль, которую Элиза уже не в силах скрывать от самой себя.

Настолько, что начинает по-детски нетерпеливо дёргать кружево на блузке, ожидая ответа и не зная, куда деться из слоёв скрывшей отсутствие корсета ткани.

Ей просто хочется сесть и стащить эти надоевшие шпильки вместе со шляпкой и тугими перчатками.

—Вы сможете снять все неудобные вещи уже сегодня, после смены вечернего караула, — внезапно объявляет ей Люси.

Элиза не верит своим ушам. Неужели это так заметно? Между тем, новость о частной встрече ни капли её не удивляет.

—Простите, мисс Торн, я…

— Это будет встреча только для нас двоих. Или вы не сможете?..

Суженные глаза: неужели ты откажешься от возможности быть признанной, чужестранка?

Элиза быстро поправляет её:

— Я приду, мисс Торн. Просто я не думала, что вам так заметно моё неудобство.

Люси еле заметно наклоняет голову:

— Думаю, у меня есть лучшее предложение, чтобы его устранить. Благодарю за визит.

Элиза впервые позволяет себе улыбку в этих стенах.
Если же это будет частная встреча значит, ей удастся оправдать их доверие, пускай устраивают проверки хоть на каждый вечер с чинно выпиваемым чаем и скучно пересказываемыми новостями из отчетов и газет.

При мисс Торн Элиза наконец-таки предстаёт в своём любимом наряде: минимум кружев, полная свобода от шпилек в волосах, ни намёка на многослойные юбки. В свете камина волосы мисс Торн выглядят медными — всё равно строже её огненной рыжины. Люси не теряет этого даже в свободной рубашке и мягких туфлях из-под строгого домашнего халата.

Чай и сервизное серебро также выглядят напоминанием о регламенте.

Но (почти) наедине Элизе проще.

Такие проверки слишком неявные, быть может, их даже не было, а всё происходящее — повод заставить её раскрыться.

Элиза не говорит слишком откровенно, но в азартных играх тоже не всегда открывают все масти.

Всё-таки из Торн выходит хорошая слушательница.

Даже если это очень строгая и чинная беседа.

В одну из встреч Элиза, не выдержав, приносит любимое «неположенное» вино.

И не получает за это ни одного, даже молчаливого, замечания.

Только бокалы и отосланных слуг.

А это уже знак, что сегодня её проверка официально заканчивается.

И по правде говоря, Элиза не хочет, чтобы для этого вдруг пригодились пропитанные ядом кружева на её рукаве и «случайно» пролитое мимо вино.
Под вино они не столько откровенничают, сколько раскрывают ещё одни карты.

Люси менее сдержанно объясняет, что давно ищет артефакты, ещё до вступления в Орден. Голос её при упоминании выигранных аукционов чуть теплеет, дрожит, брошенная на кресло перчатка небрежно сминается в мозолистой руке. Это теплее, чем односложные «кар!» в её голосе, без перчаток и пальто она кажется сбросившей свои антрацитовые перья.

— Играть на аукционе порой тоже искусство, мисс де ла Серр.

Элиза улыбается и подливает им ещё (к чёрту эти надоевшие чопорные чаепития!) внеурочного вина.

— Если вы решите присоединиться ко мне, мадмуа… мисс Торн, я с удовольствием покажу вам азарт в большей мере, чем вы себе обычно позволяете. Мистер Старрик слишком строг даже к вам поэтому я знаю, что могло бы сделать его более благосклонным к нам обеим.

Акцент Элизы делает каждую фразу мягче, а вкрадчивый тон словно отдаёт кошачьим мурлыканьем. Ладонь миледи де Ла Серр накрывает руку Люси и это настолько щекочущее ощущение, будто кошка (Элиза!) уже забралась к ней прямо на колени.

Резко втянув воздух, Люси окидывает её пристальным (всё ещё вороньим) взглядом и смыкает пальцы вокруг ладони Элизы:

— Надеюсь, вы оправдаете моё доверие.

Элиза придвигается ещё ближе:

— Конечно.

Ворона научилась говорить на человечьем языке.

Этот вывод Элиза оставляет при себе, забираясь в кабинет Старрика и находя там сейф с записями. Целая летопись интриг английской ветви ордена, как раз чтобы показать в чём именно они погрязли.

Вороньё тоже дерётся между собой, оно тоже хочет заклевать друг друга во имя подачек Виктории, государства, своих же.

Одну из таких важных птиц лучше отнести туда, где за раскрытые интриги можно услышать самую высокую оценку.

Она выбирается из кабинета под хор вездесущего воронья, рассевшегося вдоль дубов у особняка. Пара птиц всё же срывается с окна в посеревшее перед рассветом небо.

Элиза упрямо усмехается: одну из важных (птиц) персон она уже поймала за хвост. В случае чего она станет её самой лучшей союзницей.

Легенда гласит, что монархия падёт, если вороны покинут Тауэр. Но Люси Элизу покидать не собирается.

И недописанное письмо Старрика о смещении мисс Торн — тому доказательство.