Кожа у Хииры тёмно-серая и непривычно плотная, шершавая даже там, где у человека всегда гладко. Холод и жара ей нипочём; никто не видел, чтобы Инквизитор ёжилась на ледяном ветру Морозных гор, никто не слышал, чтобы ей хоть раз стало дурно под палящим солнцем Западного Предела. Это особенно необычно из-за того, что Хиира не обременяет себя бронёй, закрывающей действительно значительную часть тела. Её броня — ядовитые узоры на голой коже.
Жозефина так и не поняла до конца, как это работает, как смесь краски и яда может защитить от удара или от холода, но Хиира знает, что делает. Уметь полагаться на профессионалов и делегировать ответственность — важное качество для дипломата, и Жозефина освоила его в совершенстве ещё до того, как получила место атташе про тогдашнем неваррском после при дворе Орлея — то есть очень, очень давно.

Когда Инквизитор возвращается, Жозефина узнаёт об этом от быстроногого вестового, заглядывающего в её кабинет с торопливым поклоном — ему ведь надо оббежать всех членов военного совета и не забыть завернуть на обратном пути в «Приют Вестника», обрадовать новостью завсегдатаев за кружечкой прохладного пива.
Жозефина никогда не спешит, хотя в глубине души ей хочется вскочить и броситься навстречу возлюбленной, подхватив, фигурально выражаясь, юбки. Но нельзя скандализировать общественность лишний раз. Кто-то из них двоих должен думать о репутации Инквизитора, и в большинстве случаев Жозефина берёт эту обязанность на себя. Поблагодарив вестового, она неторопливо заканчивает читать или сочинять тот документ, с которым работала, когда её прервали, затем поднимается, мимолётно поправляет одежду и причёску и только тогда выходит в зал.
Обычно к этому времени Инквизитор уже успевает поприветствовать всех, кого желала, пройти мимо собравшихся в зале просителей и делегатов и остановиться в сени собственного трона, беседуя с Железным Быком или Кассандрой. Иногда оказывается, что к ним незаметно присоединилась Лелиана.
Жозефина останавливается в толпе, машинально улыбается и раскланивается, но в действительности всё её внимание поглощает высокая, увенчанная рогами женщина с массивным набалдашником посоха, торчащим над плечом. Невозможно не думать о том, сколько времени потребовалось, чтобы научиться обращаться с посохом так же ловко, как прежде, орудуя теперь уже лишь одной рукой, пока Дагна не справила Инквизитору протез. Хиира никогда не пыталась его спрятать, скрыть рукавом. Только на месте сочленения зачарованного металла с культей носила латный щиток — от слишком уж умных противников.
Жозефина смотрит на Хииру, на её мощную фигуру, величавые, источающие силу движения, и сердце дрожит от нежности и облегчения. Нежности, которую она не посмеет излить прилюдно; облегчения, которым не решится оскорбить даже наедине. «Живая, — вот и всё, что вертится в этот момент в голове у одной из самых утончённых и искушённых дипломатов современности. — Живая! Слава Создателю, ты вернулась ко мне».
Хиира широко улыбается друзьям или, чуть наклонив гордую голову, слушает Лелиану, а взгляд её то и дело пробегает по залу, ища. Жозефина редко подходит сразу — только если есть действительно важные дела, требующие срочного внимания Инквизитора — обычно просто ждёт. Она любит первый миг, когда Хиира видит её после долгой разлуки, любит смотреть, как поднимаются белесые жёсткие брови и вдруг проясняется суровое лицо.

Раньше Хиира сразу прерывала разговор и быстрым шагом подходила к своему послу, неосознанно (а может и вполне осознанно) загораживала её от всего зала широкими плечами, нависала как скала и, глядя прямо в глаза странными кунарийскими глазами начинала расспрашивать о текущих делах. Или о погоде. В такие моменты Жозефина могла бы читать ей роман в стихах или одну из книжек Варрика. Но за прошедшие годы даже неукротимая вашот многому научилась. Теперь она не двигается с места, продолжая имитировать вовлечённость в беседу со своими спутниками, и ждёт, пока Жозефина подойдёт к ней сама. И Жозефина подходит.

— С возвращением, — приветствует она, не скрывая теплоты, но всё же не столь неформально, как могли бы ожидать некоторые из присутствующих. — Надеюсь, ваше путешествие было удачным.
— А то, — отвечает Хиира, глядя так жадно, что Жозефине становится немного жарко и хочется обмахнуться веером. — Мне непременно нужно рассказать тебе об этом, госпожа посол.
— Господа, — Жозефина улыбается всем и никому, — я ненадолго украду у вас леди Инквизитора.
Это не вопрос. Разумеется, никто не возражает. Никогда.
Как только за ними закрывается дверь на лестницу, леди Инквизитор крепко обнимает Жозефину: своей горячей живой и холодной металлической рукой, прижимает к себе, зарывается лицом в волосы, непоправимо портя причёску.
— Я скучала, — выдыхает глухо.
За тонкой преградой деревянной двери гудит многолюдное сборище. Жозефина вжимается виском в куски укреплённой кожи и провощённой ткани на груди Хииры и слушает, как быстро и сильно бьётся её сердце.

Хиира не позволяет помогать себе, пока смывает витаар. Это обоснованно — даже недолгий контакт человеческой кожи с ядом может доставить массу неприятностей, способных совершенно отравить не только радость от встречи, но и жизнь на пару последующих недель. И всё же невозможность коснуться любимого тела мучительна. Иногда в утешение Хиира просит расчесать ей волосы. Их не так уж много — полоса жёсткой белёсой щётки между массивных рогов, короткий гребень, стоящий дыбом от пота, сажи, а порой и крови. Жозефина развязывает и закатывает узкие рукава, и тщательно, методично промывает этот гребень, распутывает и расчёсывает. Потом ждёт, когда Хиира закончит мыться и встанет во весь рост. Конечно, грозному магу и главе могущественной организации не нужна помощь с вытиранием, но... она приятна, особенно когда прикосновения мягкого полотенца чередуются с нежными поцелуями.

У Хииры тёмно-серая плотная кожа, шершавая и мало чувствительная к ласкам. Крупные соски лучше реагируют на укусы, литые мышцы правильнее гладить с нажимом, но, когда она упирается ступнями в постель и раздвигает сильные ноги, между бёдер так же жарко и влажно, как у человеческой женщины. Отличаются формы, отличается запах и вкус, но главное остаётся знакомым: есть касания, которые принесут удовольствие, заставят ускориться сердцебиение, вспенят кровь, вырвут стоны или рык из горла — и в конце концов горячие внутренние мышцы запульсируют, яростно сжимаясь вокруг тонких смуглых пальцев. Возможно, Хиира выгнется напряжённой дугой, упираясь рогами в изголовье, возможно, выругается, мешая богохульства со словами благодарности, а после будет лежать, часто дыша, и Жозефина, довольно улыбаясь, положит голову ей на бёдра или живот, поцелует влажную от пота серую кожу-броню, и будет смотреть.

Жозефина любит смотреть на Хииру, любит её щедрое тело, все выражения лица, все эмоции, малейшие гримасы. Но больше всего она любит видеть её радость.
Видеть её счастливой.