Название: Габриэль

Автор: Божественная ирония

Номинация: Ориджиналы от 1000 до 4000 слов

Фандом: Ориджинал

Бета: Санди Зырянова

Пейринг: ОЖП / ОЖП

Рейтинг: G

Тип: Femslash

Жанр: Hurt/comfort

Год: 2020

Скачать: PDF EPUB MOBI FB2 HTML TXT

Описание: Она подаётся навстречу новому дню с таким наслаждением, что Жужа, невольно засмотревшаяся сперва лишь на неё, сквозь кружево жёлтых листьев в припаркованных во дворе машинах, в тучной женщине и её мелкой вертлявой собачонке, в неровных квадратах «классиков» — ловит вдруг что-то другое.

image



читать дальше
— Ты Женя, сестра Тохи?
— Ага, он там, в комнате.

* * *

Они всё ещё в одной квартире, смех его, ворчание, несмешные попытки копировать голос политиков — Жужа ловит каждый отзвук, по привычке, чтоб успеть помочь. Только Фил справляется сам. Пока что.

На ходу, болтая с кем-то из своих приятелей, забирает у Татки из манерно разведённых пальцев бокал с шампанским ещё в начале вечера. Говорит ему: «Это для гостей, а мы не пьём» и Татка, как будто и не мечтает приложиться к каждой из странных и по форме, и по содержанию бутылей в баре. Подумаешь, дорвался до запретного. Нет так нет. Сяду на пол, сыграю в «Монополию» с пьяными модельками и парой начинающих порнозвёзд. Кто бы его раньше так легко унял?

Жужа — гость.

— Ты это собираешься пить? — спрашивает у неё костлявая блондинка. — Да нет же, бери — не последнее в жизни. Разве что, — она морщит нос и кивает, рассыпая по кухне пыль пудры. — Подержи.

Она суёт Жуже в руки клатч, хватая из него упаковку таблеток. Выдавливает себе в рот сразу несколько. Ей-богу, от такого жадного большого глотка шампанского тощая шея едва не лопается! Жужа пятится.

— Что это?

В кухне, не такой большой, в сравнении с остальными частями квартиры, кроме них, больше никого, а Жуже совсем тесно. Клатч жжёт руки.

— Витаминный коктейль, — блондинка озадаченно утирает рот и вдруг то ли вскрикивает, то ли смеётся. — Ну и дура ты, подруга, кто же к Филу наркоту потащит? Бери, что осталось. А не то после этой бурды сладкой жопа ни в джинсы, ни в «Порше» не влезет, ясно?

Жужа вспоминает ярко и отчётливо, к сожалению, только теперь, уже выставив себя круглой дурой: такую же упаковку, может, немного в другом цвете она видела у девочки на парах. И у той жопа тоже явно годилась и для джинсов, и для «Порше». И одежду ей на заказ шьют, не потому, что не бывает такого женского размера платья, брюк, летнего сарафана, а просто в куколки не наигрались.

Таблетки, сладкие, крошатся во рту, стекают по нёбу, прежде чем Жужа нащупывает стоящую на краю раковины чашку. Вода отдаёт хлоркой и клубникой со сливками.

— Вот и умничка, — блондинка привстаёт на цыпочки и вяло чмокает её в щеку. — А теперь ничего не жри дней шесть — и будет тебе счастье.

* * *

Жужа мельком улыбается девушке. Та почему-то не уходит сразу, наоборот — тоже опирается грудью о перила балкона и блаженно щурится, запрокинув голову. Наверное, это Лея. Под описание Татки, полностью ею очарованного, точно подходит: невысокая татарочка, правда, не лысая — короткий растрёпанный «ёжик» и гораздо старше на вид, чем «слегка за двадцать». Она подаётся навстречу новому дню с таким наслаждением, что Жужа, невольно засмотревшаяся сперва лишь на неё, сквозь кружево жёлтых листьев в припаркованных во дворе машинах, в тучной женщине и её мелкой вертлявой собачонке, в неровных квадратах «классиков» — ловит вдруг что-то другое. Смутное.

Похоже на страницу в альбоме с плохой бумагой. Немного другой угол обзора, солнечный блик, неосторожно катящийся по краю листа. И вот — всё тот же московский двор, серые грифельные штрихи высоток, строгая практичная геометрия и — порыв ветра, шорох газеты, кружащей по асфальту. Запахи: согретые спелые яблоки, первый иней на зелёной, взбодрившейся траве, спрессованные валики хрупкого сена... В центре города, они, осенние, домашние, теряются в других — резких и маслянистых — но сейчас, впитываются в рассветную дымку, сочатся сквозь неё. Не раньше этого мига и, скорее всего вряд ли — потом.

— Хорошо поёт, — не раскрывая глаз, говорит Лея. — Про что непонятно, жалко.

— Про любовь, — Жужа хмыкает в ответ на смешливый быстрый взгляд и прислушивается к счастливому мурлыканью Милен Фармер. — Ma vie s'en ténèbre... Moi sans la langue... Моя жизнь такая тусклая, что не о чем говорить.

— Ты французский учила?

Жужа, смущённая и восхищёнными, одобрительными нотками, и самим звучанием голоса — глухого, тягучего, торопливо прибавляет:

— Было много свободного времени. Это очень вольный перевод, если что.

— А сейчас времени много? — утреннее солнце рассеянно золотит ей смуглую кожу, резкий излом чёрных бровей. — Приходи с Тохой на тренировку?

Жуже щекочет горло смешком. Вот ещё новости. Ей дай станцевать с огнём — напомнит разве что избу горящую. Тушите бабоньки русские, и свет тушите. Она собирается сказать другое, с важным видом заметить: не пристало будущему инженеру-конструктору со спичками баловаться. Но к горлу так резко подкатывает тошнота, что даже не успев стереть натянутой снисходительности улыбки, она панически толкает Лею подальше от себя.

Рвёт сладкой пеной и от этого привкуса тянет на второй круг (ада). Она крепче обхватывает унитаз обеими руками, надеясь, что рядом садится не ещё одна милосердная блондинка. Нет. Лея. Её широкие военные штаны с кучей карманов и кроссовки на толстой ребристой подошве, её зелёная майка и жилистые сильные руки.
— Волосы, конечно, что у тебя, что у Татки — заглядение, — Лея костяшками кулака трижды стучит об косяк и ласково гладит Жужу по голове. Пальцы с короткими синими ногтями осторожно зарываются в растрепавшуюся косу. — Мне вот такие нельзя.

— Немодно? — в носу щиплет, звуки толкаются в ноздрях, грызутся.

— Да я не эксперт. По роду деятельности не положено. Говорят, в Люберцах одна девчонка так сгорела — волосы вспыхнули, три минуты — и привет. Я с ней лично не знакома, никто из наших...

Они обе застывают и рука на затылке Жужи тяжелеет. Тяжелеет.

Шрам начинается на темечке, вьётся до правого уха, хвостом кривой «С» рвётся, толстым уродливым бугром. Волосы там не растут, так что красотой не похвастаешь. За пределами дома — только тугая коса, иногда, если очень жарко — низкий хвост.

— Я знаю про ту аварию, — хрипло признаётся Лея. — Только не злись на Тоху, пожалуйста. Я сразу заметила — он про тебя машинально говорит, не замечает. Вроде только что плёл, как его батя в детстве стрелять учил из настоящего «Вальтера» и тут же: «Женька говорит мужчине оружие идёт, так вот батя мне револьвер заряжает...» или, например, понтуется, что в школу его отдали чуть ли не с пяти лет, вундеркинда такого...
— Потому что сестра его два года говорить заново училась. По-французски и по-русски, — мрачно фыркает Жужа. — А ещё ложку держать и на горшок садится ровно. Мне восемь лет тогда было.

Она ёжится под взглядом Леи, прямым, не заискивающим.

Шрам тянется через всю голову, но — не тянет, не пульсирует кровью, гневом, обидой за то, что их, шрам и Жужу, Жужу со шрамом — жалеют. Потому что Лея видит его и не извиняется, не пятится из туалета, не бросается помогать встать, не вызывает доктора.

И шрам внезапно — просто есть там, где он есть.