С тех пор как она умерла, Рангику старается не вспоминать о плохом. Можно представить, что холодный ветер, голод, побои – всего лишь проявления любви. В Сейретее она успела насмотреться и на более странные вещи.
Иногда, в одном из страшных снов, она вновь замерзает посреди бесконечного поля и точно знает, что никакого Ичимару в этом мире не существует. Рангику просыпается с полузадушенным криком, а потом злится, сама не зная на кого. Ей кажется, что в такие дни в ее голове падает пушистый белый снег и воронье вскрывает череп хриплыми криками.

То самое поле – тоже любовь. Просто с изнаночной стороны, шершавыми некрасивыми стежками, что до сих пор царапают ее память. Главное – убедить себя в этом. Улыбаться гораздо проще, чем плакать.

Она прячется за розовым шарфиком и оглушительным смехом, как в детстве. «Мама, мама, я в домике». Единственный раз маска спадает с ее лица, когда в толпе она замечает надменное лицо капитана второго отряда. Наверное, если бы она жила в Каракуре, Рангику решила бы, что попала в плохой телесериал. Из тех, что показывают в дневное время для скучающих домохозяек. Но она живет в Сейретее и не верит в случайные совпадения.
Шихоуин Йоруичи слишком похожа на тот сон, что снился ей в детстве, вместо кошмаров о поле, что невозможно перейти. Рангику делает шаг навстречу, но взгляд капитана второго скользит мимо нее, куда-то вдаль. Рангику понимает, что ошиблась, что просто ей слишком хочется верить в сказки, которые, как известно, никогда не сбываются.

Неделю потом она не может спать спокойно. В этот раз ей не снится снег, не снится Гин. На самом деле ей ничего не снится, но ощущение, словно из-за угла выползли все детские страхи.
– Ты влюбилась, что ли, Ран? – хохочет ее подруга по Академии. Не то чтобы подруга, просто им обоим хочется в это верить.
– Влюбилась? – недоуменно переспрашивает Рангику.
Она слышала, что у тех, кто влюбляется, в животе порхают бабочки и распускаются цветы, а внутри нее поселился выводок диких и злобных дикобразов. Рангику только недовольно отмахивается от насмешек. Все на свете любовь, она это знает. Все, кроме принцессы Шихоуин.
Рангику, конечно, узнала ее биографию. Не то чтобы помогло, дикобразы все так же отплясывают по ее внутренностям.
Она очень долго пытается отыскать в своем словаре слово для Йоруичи. Ненависть – не то, любовь – точно не подходит. Рангику тщательно пытается смыть с себя любую мысль о Шихоуин, намыливая каждый миллиметр кожи. Но вода, которая смывает все, даже грязные разводы от снега, отказывается ей помогать. Она все еще помнит запах – тяжелых благовоний, цветов и чего-то неуловимо кошачьего, словно пушистая шерстка, в которую утыкаешься лицом после тяжелого дня.
В итоге слово приносит на кончике ресниц Ичимару. В голодном, измученном выражении глаз при появлении Айзена она находит ответ на свой вопрос – одержимость. Вот как это называется.
Не сказать, что ей становится легче дышать.

Во второй отряд Рангику предсказуемо не попадает. Кажется, вся ее удача осталась на том заснеженном поле, не то что у Гина. У того фортуна ходит в лучших подружках.
Со временем дикобразы в животе становятся спокойнее, она уже не бледнеет, встречая Йоруичи в Готее, и не отводит взгляд в сторону. Она почти забывает о принцессе, о снах, что даже не снятся, настолько они неприличны. Ровно до того момента, когда капитан второго останавливается напротив.
– А, я помню тебя, - безразлично бросает она. – Девочка, что попросила у меня кусок хлеба, верно?
Рангику молчит. Она не знает, что ответить на этот вопрос. Любая встреча – неслучайна, любая встреча – любовь.
Сой Фон, или как там ее, слишком тесно прижимается к своему капитану, словно невзначай оглаживает складки хаори.

В воздухе ощутимо пахнет мокрой кошачьей шерстью. Мацумото недовольно морщится.
Ей никогда не нравился этот запах.

На следующий день ей снится бесконечный снег и вороны хрипло каркают в ее голове. Шихоуин Йоруичи исчезает из Готея.