Серая мгла клубится среди тысячелетних башен Стального Берега, переживших своего безумного создателя, размывая границу между реальностью и инобытием. На Теневом уровне она вечна, здесь нет ни солнца, ни луны, ни звезд. Моим глазам это не мешает — все, что нужно, видно и без света. Особенно сейчас — для меня существует лишь распростертое на земле тело, пока еще смертное… но таковым оно не останется надолго.

Найтария, императрица Лара, лежит рядом, погрузившись в сон, больше похожий на беспамятство. Только что закончился очередной приступ — они приходят все чаще, изматывая ее, лишая сил. Когда-то так было и со мной: странные видения, нечеткие контуры тела, окутанного зеленой дымкой — скоро оно потеряет всякий намек на материальность, и боль, терпеть которую невозможно — даже гореть заживо, наверное, менее мучительно, заставляющая рыдать даже закаленную воительницу…

На лице Найтарии еще видны следы недавних слез, и я осторожно стираю с ее щеки грязную полосу — здесь наши тела могут соприкасаться, в отличие от материального уровня. Она не просыпается — слишком глубоко ушла в забытье. Бедная, сколько страданий ей еще предстоит перенести… Двадцать лет назад, когда начался мой переход, я тоже плакала, лежа ничком и судорожно цепляясь за траву, словно пытаясь удержаться в человеческом теле, воя не только от боли, но и от несправедливости мира, спасенного мною и отторгавшего меня, как впившуюся занозу. До сих пор помню горечь той травы и песок, хрустевший на зубах в самые острые моменты приступов.

— Ты так и не стала Тенью за все эти годы, — словно в ответ воспоминаниям сообщает Первая Тень в моей голове, через пару мгновений появляясь неподалеку — ровно на расстоянии, необходимом для взаимного контакта.

— Да неужели? — мысль не передает сарказм должным образом, но говорить вслух нельзя, чтобы не разбудить Найтарию. К тому же он все равно пропадет втуне.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Человеческую суть до конца — точнее, ее отголоски — не вытравить ничем, Клинок Теней бессилен перед ней — или перед твоим упрямством. Ты все еще мыслишь понятиями людей — долг, дружба, любовь… Даже зовешь себя человеческой кличкой — «Талора», если не ошибаюсь?

— И что?

— Ничего. Просто иногда забавно за этим наблюдать, но и утомительно тоже. Как ты трясешься над этой Норкейн, одновременно пытаясь помочь ее переходу и остановить его, хотя на реальный ход вещей твои усилия ничуть не влияют… У людей, кажется, подобное называется «стараться усидеть на двух стульях».

— Что же ты предлагаешь?

— Я? Мне все равно. Могу лишь посоветовать выбрать что-то одно, сделать это все равно придется рано или поздно. И не только тебе, между прочим.

— О чем ты?

— Узнаешь в свое время, — связь обрывается так же неожиданно, как и началась, Первая Тень исчезает — в своем обычном стиле.

Ненавижу. Эти вечные загадки и недомолвки — наверное, единственное, к чему я так и не смогла привыкнуть, даже наблюдая ежедневно интриги Архонтов. Хотя по сравнению с Первой Тенью они просто младенцы.

Самое мерзкое, что в тех словах есть доля горькой истины. Определиться следовало еще давно, вот только выбор этот — словно между петлей и мечом. Должна ли я была своими руками превратить Найтарию в ту тварь, которой являюсь сама, или позволить ей умереть? Но теперь уже все равно поздно.

Выбор становится еще тяжелее, когда я вспоминаю, как дрожит ее тело, поддаваясь слабости, в моих объятиях — почти бестелесных. Я не чувствую этой дрожи, только вижу ее, но от этого не легче. Что тут можно сделать? Как защитить?

Но я вспоминаю и непреклонный блеск в зеленых глазах Найтарии, который боли погасить не под силу. Неправда твоя, Первая Тень. Есть третий выход — побороть переход и остаться собой…

Я верю, что у нее получится, хотя сама не смогла.

И Найтария тоже верит — решимость читается на ее лице и во сне, никакой туман этого не скроет. Как и того, что оно по-прежнему прекрасно, несмотря на болезненную даже для темной эльфийки худобу и бледность; единственный свет — Аонира ли, Нора или ее собственной души — который не меркнет здесь.

Найтария, Песнь Теней*. Кто назвал тебя этим именем — бездумно ли, польстившись на красоту звучания, или же предсказывая, что твоя судьба связана с нами? И какой скрытый смысл еще лежит в нем?



— Скоро здесь будут Шайкан, — говорит Первая Тень, материализуясь неподалеку. И ради этого мне пришлось оставить Найтарию? Но приказы оспаривать не принято.

— И?

— Ты им поможешь и проведешь сюда. Не просто так, само собой, они могут оказаться нам полезными, но об этом позже.

— Чудесно.

— Возможно, тебе будет интересно узнать, что среди них — отец твоей Норкейн.

Я молчу, позволяя Первой Тени улавливать лишь пустоту. Крэйг… когда-то мы сражались на одной стороне и были друзьями. Это прошло и исчезло, как мой человеческий облик; по приказу Сорвины Тени уничтожили ее врага. Смертельный удар нанес не Клинок, но доля вины лежала и на мне. Я давно отплатила сполна, и даже сам Крэйг не держит зла — Найтария, говорившая с призраком отца, передала мне его слова. Но былое уже не вернуть никогда, и это не вызывает у меня каких-то чувств, кроме легкой ностальгии, как и то, что ему удалось каким-то чудом воскреснуть. Куда больше волнует другое — каково будет Найтарие его видеть? Она так хотела, чтобы отец вернулся, даже когда пережила эту потерю, а теперь воссоединиться с ним сможет еще очень нескоро.

— Занимательная встреча, не правда ли? — подливает масла в огонь Первая Тень. — Ты, как бывший человек, сможешь оценить иронию ситуации…

— Если хочешь поиздеваться — найди себе другую цель.

— Издеваться? Это развлечение для смертных. Но верно — хватит играть словами, я перехожу к делу. Тебя не удивляет, что переход Найтарии еще не закончен?

Я не отвечаю. Ее приступы действительно ослабли со времен нашей первой беседы, но вдруг это не больше, чем самовнушение? Вдруг я просто вижу то, что хочу увидеть, и Первая Тень сейчас отнимет последнюю надежду?

— Мне довелось наблюдать за перевоплощением только однажды. Честно говоря, ты пока первая и единственная Тень, которая не появилась таковой на свет; процесс перехода очень странен и сложен. И, как выяснилось… обратим.

— Что?! — верить в это — одно, найти подтверждение — совсем другое.

— Ты все правильно слышишь. Она может стать прежней — без каких-либо последствий, риск смерти уже миновал. Признаюсь, это меня изрядно поражает; не стоило недооценивать вашу с ней веру. Скорее всего, именно из-за упорной борьбы такое стало возможным.

— Так, значит… и я…

— Нет. Твой случай был совсем иным — обращение инициировал Клинок Теней, с его влиянием бороться невозможно. По крайней мере, хоть сколько-нибудь успешно — это чересчур мощный артефакт. Найтарию же обращали мы сами — впервые в истории, хочу заметить. Наверное, не хватило опыта и знаний, чтобы провести переход с абсолютной точностью… Клинок работает лучше — он не рассуждает.

— В первый раз слышу, чтобы Первой Тени не хватило опыта и знаний.

— Перестань, твой человеческий сарказм здесь абсолютно неуместен. Я умею признавать свои ошибки.

— Не думаю, что это такая уж ошибка.

— Для Найтарии — да. Для меня… Что ж, если представится еще один случай, я учту нынешние недоработки.

— А что будет с Найтарией?

— Вот об этом мне и хотелось с тобой поговорить. Я сообщу ей то, что тебе уже известно, и дам выбор. Пусть решает сама, когда придут Шайкан… Или она уйдет с ними, или завершит переход.

— Вряд ли Найтария захочет это сделать.

— Решать ей. И вот я подхожу к сути дела — ты сможешь быть с ней, только если она останется здесь. Потому что среди Норкейн тебе больше делать нечего. Это приказ.

Понимание, смешанное с яростью, вскипает и выплескивается в один миг, едва не разрубив мысленный контакт:

— Так ты хочешь, чтобы я убедила ее стать Тенью, потому что тебе нужны новые подданные?!

— Успокойся, — на Первую Тень этот взрыв не производит ровно никакого впечатления — легкая брезгливость окатывает меня, словно ледяная вода. — Мне все равно, что выберет Норкейн, и сама она мне тоже безразлична — если помнишь, переходу ее подвергли только из-за твоих мольб о спасении. Новые Тени не настолько нужны, чтобы ради них плести интриги, не льсти себе и Найтарие. А вот ты и твой Клинок слишком ценны, чтобы рисковать ими попусту ради Союза — я отправлю в Лар менее значимых бойцов. Нам скоро понадобятся все силы…

Я вынуждена признать, что лжи здесь нет. Но Первая Тень очень редко раскрывает все свои мысли — есть еще какая-то причина для такого решения, чтобы это понять, особый дар не нужен.

— Между прочим, именно из-за твоей ценности я и трачу время на разговоры. Потому что знаю — тебе Найтария небезразлична, какой бы это ни было глупостью. Мне не особенно нравятся твои выходки, устраиваемые ради нее — вроде той, когда ты принесла Найтарию сюда, но я смотрю на них сквозь пальцы. Теперь ты знаешь все. И разбирайтесь с этим сами.

Первая Тень исчезает — очень вовремя, иначе я бы «устроила» очередную «выходку», кинувшись вперед с Клинком наперевес. Это ни к чему бы не привело, разумеется — не так-то просто убить существо с тысячелетним опытом и силами, позволяющими управлять целым народом… Но ярость все еще кипит и требует выхода. Уверена, что дело в том, что на уровне Теней за моими «глупостями» следить проще, и запрет наложен именно поэтому. Раньше Первую Тень это действительно мало волновало, но с тех пор многое изменилось. Настолько, что, попробуй я нарушить приказ, проход на материальный уровень мне закроют уже окончательно.

«Небезразлична» — слабо сказано. «Небезразлична» Найтария была мне тогда, когда я случайно, следя за Сосудом Души, увидела ее, поющую погребальную песнь для отца. Голос молодой Норкейн, сильный и чистый, приглушал скорбь и отчаяние и давал новую надежду — не только ей и ее товарищам, но и мне, оставшейся незамеченной.

И тогда, когда я, предложив помощь, убедила ее не сдаваться и продолжить войну — не только из-за вины Теней в убийстве Крэйга. Доблесть Найтарии в бою, непреклонность и решительность тронули мое сердце и вызвали уважение. Если Союз нерасторжим — не только для темных эльфов, но и для Теней — лучшей правительницы не найти. Она согласилась, что достойно еще большего уважения.

И тогда, когда я помогала ей править, прикрывая спину не только в бою, но и в политике, зорко следя за врагами императрицы, которых всегда было немало.

И тогда, когда отважилась довериться, впервые рассказав ей историю моей жизни и найдя понимание, истинное, а не притворное сочувствие — и дружбу.

И даже тогда, когда несла ее, полумертвую, сюда, пытаясь спасти — неважно, как. Тело эльфийки было невесомым на нашем уровне, но я не заметила бы тяжести, даже если бы еще оставалась в прежнем облике.

А сейчас я люблю Найтарию — так, как только может любить человек, пусть и обращенный в Тень. Но какое это имеет значение, если скоро она будет потеряна для меня навсегда?!




Ничего не видя перед собой, я блуждаю по отдаленным уголкам Стального Берега, под незначительным предлогом уйдя от остальных, в том числе и от Найтарии. В последнее время она стала задумчива, не выказав ничего, кроме отрешенности, даже в разговоре с Первой Тенью. Что они обсуждали, я не услышала, наблюдая издали — не хотелось вмешиваться в их дела, но не могла остаться в стороне вообще. Мы ни разу не говорили о выборе — я знаю, что он очевиден, а она, должно быть, ждет того момента, когда сможет встретиться с живыми людьми, с отцом, уйти отсюда, вернуться на родину, под настоящее солнце и небо, забыть о боли и сером тумане, об усталости, иссушившей Найтарию настолько, что она не может даже радоваться победе…

Поэтому я избегаю ее и прячусь здесь. Это подло, но по-прежнему быть рядом, считая последние часы и дни, подозревая, что мое присутствие гнетет ее, невозможно. Да и зачем оно сейчас? Приступы, даруя временную передышку, ослабели, почти сошли на нет; упусти Найтария время, и они вернутся с новой силой, сделав обращение неминуемым, но этого никогда не произойдет. Она покинет нас, и Тень, утиравшая ее слезы, будет забыта и оставлена. А соблазнительные картины, которые я прогоняла изо всех сил, но с мрачным упоением рисовала себе украдкой, так и останутся мечтами: две Тени, больше не одинокие, неслышно и незримо для остальных странствующие по миру… Я показала бы Найтарие все чудеса Эо — не только мира смертных, но и уровня Теней, который неплохо изучила за двадцать лет — а она пела бы, как в дни своей юности, но только для меня, и на минуту мы обе забывали бы о том, кем являемся.

Может, еще не поздно? Пойти к ней, прямо сейчас, сказать о своей любви…

Нет, это бесполезно. Найтария ценит меня — не как полезный инструмент, дружба для нее весомее, чем Клинок Теней. Но не больше.

А чего я, собственно, ожидала? Скажи честно, Талора — сама бы ты согласилась обратиться в Тень не ради великой цели, которая стоит одной загубленной человеческой жизни, пусть никто не оценит этой жертвы, а из-за другого человека? Будь наоборот — пошла бы ты на это для Найтарии?

Я не знаю, да и не хочу знать.

Пусть она уходит. Куда захочет — я не помешаю ей и не попытаюсь удержать, навязывая любовь, как ярмо на шею. Я привыкла всегда решать свои проблемы сама, разберусь и в этот раз.




Предсказанный день настал — совершенно неожиданно, как сбывается любое пророчество. Отряд, возглавляемый старейшиной Шайкан, прошел на наш уровень, я, по поручению Первой Тени, встретила их и провела в город. «Город» — чересчур громко сказано, скорее место, где мы собираемся для решения важных вопросов. У Теней нет домов, нет потребности в постелях и пище, и привязанности к какому-то одному месту тоже нет… По крайней мере, в этом мире.

Крэйг действительно с ними, в этом предсказание тоже не обмануло. В последний раз я видела его еще призраком, когда Зазхут вырвался на свободу, а Найтария, которую использовали как приманку в этом проклятом ритуале, едва не погибла. Все и считали ее мертвой, в том числе отец. Встреча была бы радостной в других условиях, но Найтария все еще равнодушна ко всему, а Крэйг, увидев ее в таком состоянии, лишился своего хладнокровия и самообладания.

— Если бы мы не были гостями здесь, я свернул бы тебе шею, — отозвав меня в сторону для разговора, бросает Крэйг, сжимая рукояти мечей. С его стороны очень неразумно угрожать мне — я могу отправить его назад в небытие, прежде чем истекут три удара сердца. На Теневом уровне бессильны даже боги — что говорить о темном эльфе, сходящем с ума от ярости?

Но когда-то он был моим другом. Другом, преданным мною, хоть и не по своей воле… И Найтария ни за что не простила бы, убей я ее отца снова — она так и не забыла Теням его первой смерти.

Я и сама охотно свернула бы себе шею, но проблем это не решит. Придется Крэйгу немного успокоиться, вот только Шайкан здесь нет, и заниматься дипломатией, щадя его чувства, никто не будет.

— Что я вижу — твое мнение сильно изменилось со времен вашей последней встречи с Найтарией, когда ты говорил, что я никогда не предам и буду ее единственной защитой?

— Оно осталось прежним, — скрипнув зубами, признает Крэйг. — Ты не предаешь и защищаешь мою дочь, но по-своему. Так защищаешь, что скоро она превратится в Тень!

— Я уже говорила, что без этого она бы погибла. Ты предпочел бы видеть дочь мертвой? — рассказать о предоставленном Найтарие выборе я не могу — это выше моих сил, да и терпение на исходе — Крэйг серьезно испытывает его границы. Все равно узнает, но не от меня…

— Такая жизнь хуже смерти. Ты сама прекрасно об этом знаешь.

— Да. Но у тебя, безутешный отец, хватило бы духу убить ее? Смог бы ты вонзить дочери кинжал в сердце — лишь бы не позволить стать Тенью?

Молчание темного эльфа говорит само за себя. И боль во взгляде, но я ничуть не жалею о сказанном — мне и самой не меньше больно.

— Вот и я не смогла. Хотя мне было достаточно оставить Найтарию умирать, не марая руки кровью.

— Ты любишь ее, — констатирует Крэйг.

— Да, — отрицать это бессмысленно. По крайней мере, кое-что общее у нас теперь есть.

— Но твоя любовь ее искалечит, она уже — тень от себя прежней. Лучше бы я уничтожил тебя тогда в Шал Дуне, при нашей первой встрече.

— И весь мир — не исключая и Найтарию. Такова твоя любовь, Крэйг?

Не дожидаясь ответа, я ухожу прочь — не перемещаясь в пространстве, как это делают Тени, а шагая, будто обычный человек, упрямо и твердо, хоть и не чувствуя земли под ногами.




Мое уединение недолго остается непотревоженным — Старейшина является лично, чтобы уладить раздоры, для нее это привычное дело. Только на сей раз вмешиваться ей не следовало бы — здесь не совет драконокровных.

— Ты дура, — с места в карьер начинает Шайкан, не спрашивая, а утверждая.

Хорошее начало хорошей беседы. Я полностью согласна с таким определением, но показывать это не собираюсь:

— Я? — безэмоциональный вид — огромное преимущество Теней, не приходится стараться изображать безразличие. — Оставь меня в покое.

— Ты теряешь возможность ее завоевать.

— Так ты знаешь? — да, похоже, преимущество тут не работает. Что неудивительно — другим Теням не нужно изображать безразличие, оно для них естественно. Для меня — нет. Интересно, такая проницательность, граничащая с нахальством, присуща всем драконокровным или конкретно этой?

— Что ты ее любишь? — фыркает Шайкан. — Да это ясно и слепому. Если б ты стояла в шести лигах отсюда, и то было б понятно.

— А если и так, то что?

— Мне слишком много довелось видеть влюбленных дураков, что сами отталкивают свою судьбу, прикрываясь возвышенными целями… И у тебя сейчас есть все шансы пополнить их число. Если ты и дальше будешь сидеть сложа руки, то упустишь свое счастье. Борись за него.

— Как? — глухая ненависть поднимается, словно волна во время прилива — Шайкан уж слишком точно выражает мои недавние мысли и искушения. — Хочешь сказать, мне следует пойти к ней и заявить: «Бросай все — народ, престол, нормальную жизнь, откажись от души и тела, потому что я тебя люблю?» Так выглядит твоя «борьба»?

— Она уже сомневается, Талора. Если ты найдешь нужные слова и аргументы, то я смогу убедить Найтарию остаться.

— Сомневается? Серьезно?

— Она просила меня помочь ей сделать выбор.

— Тебя?

— Именно. Потому что ты слишком нерешительна, а Крэйг слишком разгневан. Он похож сейчас на крестьянина, заметившего, как юнец, покрытый прыщами, пялится на его смазливую дочь… Того гляди, возьмется за вилы. А здесь нужен непредвзятый взгляд.

— И это не твой. Потому что ты уже судишь предвзято, склоняясь на мою сторону.

— Пусть так. Но ты-то вообще уходишь от каких-либо суждений! Так и проведешь все это время в сомнениях, не попытавшись сделать совсем ничего? Пока Найтария не решит все сама или не упустит время, когда решать что-то будет уже поздно?

— Это ее выбор, не мой.

— Так кто бы сомневался! Но и тебе принадлежит здесь право голоса, разве нет?

— Раз принадлежит, я пойду и поговорю с ней сама. Без посредниц с якобы «непредвзятыми» суждениями!

— Наконец-то здравое решение, — уже в спину мне доносится насмешливый голос Шайкан. — Не забудь пригласить меня на свадьбу…

Она права в одном — я долго бездействовала, закрывая глаза на очевидные вещи и убегая от прямого разговора. Неужели именно мое молчание и отстраненность заставили Найтарию колебаться? И как я не разглядела этих сомнений, самоустранившись от нее? Или не хотела разглядеть?

Но Шайкан не знает другого — она видит Найтарию чуть ли не впервые, а я провела рядом с ней не один год. Чтобы заставить ее думать и говорить так, должно случиться что-то очень серьезное, настолько, чтобы сломить волю и дух. Оно и случилось — плен, смерть, воскрешение, пребывание на уровне Теней и борьба с обращением. Десятой доли этого хватило бы, чтобы раздавить любого. А я, погрузившись в свои переживания, предпочла ничего не замечать и ушла именно в тот момент, когда ей больше всего нужна была помощь. И стоит ли ради меня завершать переход?




Я с трудом разыскала Найтарию — на обычном месте никого не оказалось, она, как и я чуть раньше, ушла далеко, стремясь к одиночеству. От кого она прячется? От меня ли, от Крэйга? Или от себя самой?

— Найтария, — она поднимает взгляд на меня — неуверенный и бесконечно усталый, и жалость пронзает меня, как в минуты ее приступов. Только теперь видно в полной мере, как истощены ее силы. Дух моей императрицы закален, как сталь, но и сталь порой ломается.

— Да, Талора? — даже голос стал тихим и безжизненным, будто ветер шелестит в сухой траве.

— Ты действительно думаешь о том, чтоб остаться здесь?

— Да.

— Но почему, императрица? — я произношу ее титул впервые с начала перехода.

— Не зови меня больше так, — качает головой Найтария. — Мы ведь не в Ларе. Эта страна слишком далеко отсюда…

— Твоя родина. Там ждет народ, им нужна законная правительница.

— Отец говорил то же самое. Но я не захотела его слушать — не могу. Мне… так надоела прошлая жизнь, — медленно говорит Найтария, и я не узнаю ее, не верю тому, что слышу. — Власть, долг, интриги, войны, ложь… Я устала, Талора. Все это — вообще все, что происходило раньше — кажется сейчас таким размытым, неясным, как полузабытый сон… Знаешь, Талора, я хочу быть свободной. Ничего больше не решать…

— Я понимаю, Найтария, — жизнь императрицы не усыпана розами, это тяжелый ежедневный бесконечный труд, высасывающий душу не хуже моего Клинка Теней. — Но вспомни, вспомни, кем ты была! К трону тебя привязывал не только долг. Помнишь день, когда ты победила Кал’Томара в песенном поединке?

— Да, наверное, — слабая тень воспоминания дрожит в ее голосе. — Это… было волнующе. Даже сильнее, чем в настоящем бою — я давно не занималась музыкой… Архонты так злились потом, но ничего не могли сделать.

— Вспомни свою касту Драконов, едва возрожденную, — продолжаю я с двойным напором. — Неужели ты забыла, что даже Малькут — старый, занудный, брюзгливый Малькут — сказал, что лучшего лидера, чем ты, для них нельзя и пожелать? Я видела слезы в твоих глазах, когда ты рассказывала об этом.

— Я… помню.

— Вспомни простой народ, который верит в свою правительницу и любит ее! Ты им нужна. Но этого мало, они тоже нужны — не императрице, а тебе, Найтарие. Иначе ты не носила бы Печать Норкейн, несмотря на все долги, обязательства и наследие.

Она молчит, и в этом молчании чувствуется недоверие, но я, догадываясь о его причине, не останавливаюсь:

— Мы обе знаем, как трудно править, и с какой неблагодарностью порой приходится сталкиваться: темные эльфы — непростая раса. Но они — твоя родня, пусть даже и наполовину; ты росла среди них, впитала их суть и вернулась к ним после долгих странствий в людских землях, бросив ту самую свободу, о которой мечтаешь!

— Это верно, — тихо говорит Найтария, и я чувствую в ней отголосок былого пламени.

— Неужели ты хочешь забыть обо всем и стать Тенью? Знаешь ли ты, что это такое на самом деле?

— Уже знаю. Но не так хорошо, как ты, конечно.

— Тогда я расскажу. Двадцать лет, двадцать проклятых лет я влачу это существование, и не сошла с ума лишь потому, что во мне еще остается искра человеческой сути — слишком маленькая, она никогда не разожжет настоящего пламени, но ее блеск виден в темноте достаточно хорошо, чтоб я понимала, что не ослепла. Первая Тень называет это упрямством — может, так и есть. И именно ты помогла мне, благодаря тебе я не забыла свое имя и ту себя, какой была когда-то. К существованию среди Теней можно лишь привыкнуть, но не смириться. Здесь нет жизни — настоящей жизни, нет свободы, нет тепла!

— Есть, — возражает Найтария. — И ты знаешь, что я имею в виду.

— Да, знаю. Я люблю тебя, хотя это казалось невозможным.

— Любовь могла бы принести сюда жизнь и тепло, о которых ты говоришь.

— Так ты… тоже?..

— Пока нет. Но, мне кажется… я смогла бы полюбить тебя однажды, — в ее словах читается ложь — о, этот дар и проклятие Теней, позволяющий распознавать обман в чужих словах. Я знаю, что сама Найтария искренне верит в то, что говорит, вот только более правдивым это не становится.

— Нет, Найтария. Если бы могла, то уже полюбила бы. И дело тут не в разнице — будь ты Тенью, ближе, чем сейчас, мы бы не стали.

— Прости меня, Талора.

— За что? Сердцу не прикажешь.

— Не за это. Я… я догадывалась об этом и раньше, и думала, что, возможно, твоей любви хватило бы на двоих. Она дала бы мне все, чего я желала, но так долго была лишена… с тех пор, как умер отец. Ведь ты всегда была так добра ко мне. Это слишком эгоистично с моей стороны, Талора, но знай — я все еще могу остаться тут и постараться сделать полной не только свою жизнь, но и твою. Я умею и отдавать тоже, не только брать…

— Любовь — это еще не все, Найтария. Нежные слова и объятия не дают свободы, и они не заменят тебе целого мира — обычного, нормального мира, из которого Тени исключены, хотя могут странствовать по нему без каких-либо преград. И даже если бы ты разделяла мои чувства… я сказала бы сейчас то же самое, хотя раньше согласилась бы, не раздумывая.

— Да, Талора. Знаешь, я никогда никого не любила — исключая отца, но это совсем другое. Может быть, потому, что в душе понимала это всегда… Хотя, будучи бардессой, слышала много преданий о любви и представляла, как прекрасно ее испытывать.

— Любовные сказки — самый большой обман в истории человечества, и кому, как не тебе, знать, что ничем хорошим они никогда не заканчиваются. Я рассказала тебе все, что должна была. Возможно, будет легче теперь выбрать?

— Легче… хотя все еще тяжело. До сих пор сомневаюсь, ни в чем не уверена… Я еще слишком слаба.

— Прости, снять с тебя этот груз совсем я не могу.

— Я справлюсь сама, Талора.

К нам приближается Крэйг — по его лицу видно, что он тоже принял судьбоносное решение, которое не далось просто. Но кому сейчас легко?

— Найтария, дитя мое, — медленно произносит Крэйг — ему больно, но он продолжает: — Прости меня и забудь все, что я сказал раньше. Если это сделает тебя счастливой… действительно счастливой — оставайся здесь.

— Нет, отец. Я возвращаюсь домой.

Крэйг проницательно смотрит на меня, догадываясь, что произошло, и я отвечаю тем же. Теперь он тоже узнал кое-что о любви… Найтарие будет на кого опереться, как она и хотела, не замыкаясь на чувствах и не делая из них смысла жизни. Может быть, это поможет исцелить раны.

Темный эльф явно хочет что-то сказать — не иначе, о принесенной мною великой жертве или о чем-то еще в том же духе, Норкейн такое любят — но, воздержавшись, просто уважительно кивает. И за это я очень признательна Крэйгу — пафосных речей и без того уже было слишком много.

Найтария — теперь снова императрица Ларская — решительно расправляет плечи.

— Прощай, Талора. Мне будет не хватать моей советницы, — горькая улыбка появляется на ее губах. Если она может шутить, то рано или поздно излечится.

— Прощай, Найтария.

Мне тоже будет очень не хватать императрицы. Никогда уже нам не беседовать о делах, я больше не увижу ее сосредоточенного лица, когда она распоряжается судьбой страны, не услышу голоса, перед которым меркнет любая музыка. Найтария уже не поручит мне ничего — рядом с ней будет другая Тень, послушная, но безразличная. В Ларе, скорее всего, снова беспорядки, но теперь помогать устранять их буду не я.

И никому больше не смогу рассказать о себе так, как рассказывала Найтарие, вспоминая дни бытия рунной воительницей и старые приключения — от болот Миррутура до песков Ксу. Нет, возможно, я и смогла бы когда-нибудь доверять другому человеку, и нашелся бы кто-то, кто может подружиться с Тенью… но внимательный таинственный взгляд, единственный из всех, не будет мерцать напротив, снимая застарелую боль.

По крайней мере, памяти о ней не отнимет даже Первая Тень. И любви.

Найтария уходит рука об руку с отцом, и мутно-зеленый ореол, окружающий ее, слабеет с каждым шагом — или мне кажется? В груди разрастается боль — Тени не должны чувствовать ничего такого, но, наплевав на все законы мироздания, она поселилась где-то на месте души, которой у меня нет.

Что же, это не больнее, чем обращение. А значит — пройдет.