Спроси кто-нибудь у Аделаиды, что она делает со своей жизнью, она бы не ответила.

Потому что не имеет ни малейшего понятия.

Вероятно, будь у неё свободное время, она бы поразмыслила над этим.

Но зачем?

Никто ведь не спрашивает.

Она скитается между площадками различных молодёжных сериалов, меняя роли, кажется, чаще, чем постельное белье, и делает вид, будто не понимает — эта ниша уже слишком тесна для неё. Жмёт в плечах. Сериалов-однодневок много, а она отметилась в достаточном их количестве, но остановить это своеобразное хождение по кругу не может. Или не хочет. Да и есть ли разница?

Аделаида — перекати-поле.

Она не умеет пускать корни.

Новые имена, мелькающие на экране и в голове, — никому не известные, никому не нужные, бесполезные, взаимозаменяемые... Актеры появляются и исчезают под стать своим сериалам.

Аделаида боится стать такой же.

Только чтобы изменить ситуацию, не предпринимает ровным счетом ничего.

Когда Дейв(1) узнает, что она отказалась от внезапного приглашения в «большое кино», пусть даже и на эпизодическую роль, то, не подбирая выражений, в красках поясняет, что думает о свободе выбора. Аделаида слушает витиевато матерящегося Дейва через силу, стараясь держать глаза открытыми — поспала за последние сутки меньше трех часов, — а после спокойно отбривает:

— Это моя карьера, только моя. Исключительно мне решать, как её строить или ломать.

Дейв громко вздыхает и закатывает глаза. Аделаиду так и подмывает предложить ему податься в актеры; она даже согласна ненадолго поменяться с ним ролями, побыть его тылом и верной правой рукой. Дейв предупреждающе вскидывает бровь, точно догадываясь, о чём она думает, и Аделаида тут же стирает кривоватую улыбку с лица и крамольную мыслишку из памяти. Каждый должен заниматься тем, чем умеет.

Дейв умеет быть константой: искать роли, выбивать предложения, оставаться рядом.

Аделаида рождена, чтобы перебирать съемочными площадками, разрывать контракты, убегать.

Перекати-поле, что с неё взять?

В кармане пиджака Дейва натужно пищит мобильный, и он, махнув рукой, молча отправляет Аделаиду восвояси. Она была бы не против, но расписание имеется даже у неё. Узкие «лодочки» чуть жмут ей в пальцах, и от дискомфорта она едва заметно морщится, покидая офис агента. На сегодня назначено прослушивание в очередном погибающем от низких рейтингов сериале, и как раз её присутствие, по мнению Дейва, обеспечит тем рост.

Аделаида в этом не уверена: ни «Царство», ни «Волчонок» уже не производят привычного ажиотажа среди подростков, так что толку от неё на площадке будет не слишком много. Впрочем, заработок есть заработок, камера есть камера, очередная маска является очередной маской... Куда легче жить, притворяясь кем-то другим и изучая чужих демонов, нежели разбираться с собственными, коих и без того в избытке.

Всё равно у них всех одна разменная монета.

Её лицо.

***
Улыбчивая охранница сопровождает Аделаиду до самых съемочных павильонов, которых у «Однажды в сказке» сейчас всего четыре. Показав на нужный — под вторым номером — она шутливо салютует и уходит назад к коллегам. Аделаида хмыкает и качает головой: вокруг неё слишком много доброжелательных людей. Ей кажется, это не к добру.

Мысль даже не успевает освоиться в голове, потому что мир Аделаиды — в прямом смысле — переворачивается с ног на голову.

Получив довольно ощутимый толчок дверью и успев лишь скользнуть кончиками пальцев по ручке, она издает глухой звук и весьма некрасиво заваливается набок.

«Пора заимствовать звание самой неуклюжей у Холланд», — первое, что проносится в голове Аделаиды после столкновения с полом.

Искусно расшитый золотистыми и багровыми нитями подол темного, стилизированого под старинное, платья — первое, что она видит, распахнув глаза.

Выдохнуть у неё не получается, ведь, приподняв голову, она встречается... с таким холодным и полным ненависти взглядом, что внутри всё непроизвольно сжимается. Глядя на безбожно роскошную женщину, чьи глаза парализуют, точно подчиняя своей воле, Аделаида отчаянно хочет превратиться в маленькую и незаметную мошку. Просто чтобы исчезнуть отсюда.

Но проходит какая-то доля мгновения, женщина, стоящая перед ней, медленно моргает, и...

И взгляд Снежной Королевы тает.

Женщина оглядывает развалившуюся перед ней Аделаиду отчасти с озорством, отчасти — с легким сожалением, а отчасти — что?! — с совершенно неподходящей ситуации нежностью, а после протягивает ей изящную ладонь, чтобы помочь подняться.

Аделаида не движется с места.

Она всё еще блядский кролик перед удавом: зачаровано разглядывает аккуратные короткие ногти, покрытые темным лаком; тонкие пальцы, что перехвачены множеством увесистых перстней; и, кажется, даже замечает полоску светлых волосков на руке, чуть выглядывающих из-под широкого рукава платья.

— С вами все в порядке? — низкий женский голос прошибает насквозь, тут же приводя Аделаиду в чувство.

Она пользуется предложенной помощью и легко вскакивает на ноги, будто вовсе не свалилась мешком овощей под ноги незнакомому человеку меньше двух минут назад.

Ей не хочется разжимать пальцы, чужая кожа слишком приятная, слишком нежная, слишком... идеальная?

Аделаиде не нужно представлять ту, с кем она так нелепо познакомилась, ей и без того знакомо имя — о, какая ирония! — своей спасительницы.

Лана Паррия.

Воплощение бездушной Злой Королевы, справедливой Мадам Мэр, самого несчастливого (или все-таки несчастного?) персонажа этого странного сериала сейчас находится в паре десятков дюймов от неё, и при желании Аделаида даже может сказать, чем Лана сегодня пахнет.

Шоколадом и лаком для волос.

Лана, чуть прищурившись, внимательно наблюдает за Аделаидой, которая и без того непозволительно долго держит её ладонь в своей.

Будто опомнившись, Аделаида превращает легкое касание в почти дружеское рукопожатие.

— Простите, что напугала. Аделаида Кейн. А вы Лана...

Слегка склонив голову в приветственном жесте, Лана расплывается в искренней улыбке, демонстрируя безупречно белые зубы:

— Лана. А ты, стало быть, Дризелла?(2)

Аделаида не может удержаться от смешка. Не без сожаления разжав пальцы, она делает небольшой шаг назад.

— Я еще только на пути к прослушиванию, — спокойно отвечает она, где-то в глубине души надеясь, что её улыбка хотя бы на миллионную долю процента похожа на ту, что она сейчас видит перед собой.

Хотя... нет. Такое просто невозможно.

Как и вся эта женщина в принципе.

Хотя бы потому, что никто не способен смеяться, прикрывая рот ладонью, настолько обворожительно, как это делает Лана.

Никто.

— Уверена, что ты уже утверждена, — Аделаида прекрасно слышит реплику Ланы, адресованную ей, но она слишком занята, чтобы сразу отреагировать.

А занята она тем, что попросту пялится — другого слова не подобрать — на оголившееся запястье Ланы.

Небольшое, но наделавшее немало шума среди фанатов — Аделаиде известны даже подобные мелочи — и кажущееся невесомым перышко абсолютно не портит бледной кожи.

Татуировки, что находится на расстоянии протянутой руки, очень хочется коснуться, но риск слишком велик.

Аделаида пока не готова откупоривать шампанское.

— Откуда вы знаете? — рассеянно спрашивает она.

Руку резко возвращают в исходное положение, скрывая все лишнее тканью платья, но в чувство Аделаиду приводят лишь слова Ланы.

— Порой мы знаем и замечаем больше, чем можем себе позволить рассказать другим, — Лана говорит чуть устало, и Аделаиде даже кажется, будто её обвиняют в чем-то.

Встречаясь взглядом с Ланой, она понимает: так и есть.

На дне карих глаз плещется отчаяние.

Аделаида видит эту эмоцию очень отчетливо, потому что сама хорошо знакома с ней.

Так смотрит перекати-поле.

Те, кто им был.

***
— Входите!

Аделаида все еще отчаянно трет висок, с которого в зеркало так насмешливо поглядывает бутафорская кровь.

Нечистый бы побрал добросовестных стилистов «Однажды в сказке», серьезно!

В кадре грим будет смотреться очень реалистично, не подкопаешься, но тратить сорок минут на его смывание... Аделаиде даже в «Волчонке» не приходилось так потеть над приведением себя в божеский вид. И ведь роли ни на йоту не похожи!

— Тут-тук, можно? — веселый голос Ланы раздается из-за двери, что тут же приоткрывается. Лана просовывает голову в проем и широко ухмыляется:

— О, а я всё думаю, куда она пропала! А она смывает последствия встречи со Злой Королевой...

Аделаида, не оборачиваясь, корчит в зеркало страшную рожицу, а после — очень по-взрослому — показывает Лане язык.

— Посмотрите только, она накосячила, еще и издевается!

Даже не пытаясь изобразить раскаяние, Лана толкает дверь, чтобы та раскрылась полностью, и вовсю хохочет:

— Какая обидчивая маленькая девочка!

— От обидчивой маленькой девочки слышу! — парирует Аделаида, выдавливая из бутылочки остатки эмульсии для снятия макияжа на ватный диск. Когда она снова поднимает взгляд, Лана уже отсутствует. Впрочем Аделаиде слышно, как грохочет скудная посуда на том месте, которое в трейлере у неё гордо именуется кухней.

Делая мысленную пометку не забыть пошутить про вечно голодную Лану, умеющую поглощать вредную пищу в огромных объемах и не набирать при этом вес («Ты и впрямь ведьма, Лана! Готова спорить, что твоя душа в услужении у Тёмного!»), Аделаида тяжело вздыхает. Она знает — еще чуть-чуть, и она победит в сражении с гримом, но это её уже слишком утомило.

Впрочем, она не успевает поднести пальцы к виску, чтобы продолжить экзекуцию.

В ванной снова показывается Лана, зажимающая подмышкой бутылку растительного масла.

Аделаида недоуменно таращится на эту картину, а Лана уже вовсю хозяйничает в её косметичке.

Раздобыв необходимое, та легко избавляется от пробки, хорошенько смачивает маслом чистый ватный диск и, жестом велев Аделаиде повернуться к ней лицом, аккуратно принимается убирать остатки макияжа.

Аделаида, кажется, не дышит.

Она с трудом удерживается, чтобы не облизывать пересохшие губы, и думает о том, что едва ли не впервые после их неудачного знакомства они снова находятся с Ланой так близко.

Капля масла срывается с диска и чертит линию вдоль скулы к подбородку, явно намереваясь достать шеи.

Аделаиде щекотно.

А еще страшно.

Ярко, дико, по-настоящему страшно.

Ей еще никогда прежде не хотелось до зуда под кожей совершить глупость.

Глупость, что рождается, умирает, отпевается и хоронится в её голове за один миг.

Подобное нельзя даже облачать в осознанные мысли, Аделаида знает.

— Ну вот, — тихо говорит Лана, бросая испачканный диск в мусорную корзину и одаривая Аделаиду странным взглядом, — теперь ты выглядишь, как подобает настоящей леди.

Подушечки указательного и среднего пальцев мягко касаются покрасневшей кожи, пачкаясь в масле, и Аделаида считает, что в следующий миг ей суждено умереть.

Сладость некоторых моментов обязательно должна быть наказуемой.

Аделаида готова ко всему.

— Кому, как не Королеве, знать такие тонкости, да? — шепчет она, вглядываясь в глаза напротив.

Лана приподнимает уголки губ в улыбке, смотрит на неё, кажется, целую вечность, а после... отстраняется.

— Это должна знать каждая уважающая себя актриса, Кейн! — она пытается говорить смешливо, выходя из ванной, но Аделаиде даже не требуется излишняя внимательность или прозорливость, чтобы слышать — у Ланы дрожит голос.

Сердце Аделаиды дрожит ему в такт.

Наверное, она готова даже сказать, что больше не хочет никуда убегать. Что готова остаться. Здесь, сейчас, в этом моменте.

Но Лана Паррия не зря считается одной из лучших актрис каста. Она умеет быстро брать себя в руки.

— Теплая вода! Мыло! И не забудь про увлажняющий крем! — командует она откуда-то из глубины трейлера, шелестя чем-то неизвестным, пока Аделаида все еще пытается не смотреть на свои трясущиеся пальцы. — Жду тебя через три минуты, и идем курить!

Аделаида делает глоток воздуха — сначала мелкий, будто на пробу, а потом, вздохнув полной грудью, облокачивается об умывальник и смеется:

— Напомни мне, почему я решила завести с тобой дружбу?

— Потому что птицы одного оперения собираются вместе!(3) — тут же звучит ей в ответ, и Аделаида готова поклясться, что Лана уже что-то жует.

Она криво улыбается собственному отражению.

Ох, если бы птицы, Лана, если бы птицы...

***
— Колин(4) завтра снова будет потешаться, — почти не запинаясь, произносит Лана, прикончив очередной стаканчик не самого дорогого, но вполне сносного виски.

Аделаида машинально отмечает, что в расход пошла уже вторая бутылка, но сейчас ей все равно.

На побережье, куда они сбежали с Ланой сегодня подальше от съемочной площадки, надоевших трейлеров и постоянных: «Стоп! Снято! Еще дубль!», слишком хорошо, чтобы следить за чем-либо.

Обязанности, время, алкоголь...

Все это разом проваливается в черную дыру, что зияет где-то далеко за их спинами, за плечами, прижатыми друг к другу, и является абсолютно неважным.

Аделаиду тревожит лишь усыпанное звездами небо, шум прибоя и пьяные разговоры с Ланой.

— Ну и пусть смеется, — хихикает она. — Он просто завидует!

Лана заливается смехом:

— Похмелью?

— Сво-о-обо-о-оде-е-е-е! — вскрикивает Аделаида, а после, тихонько икнув, заваливается на спину, раскинув руки.

Песок приятно холодит разгоряченную выпивкой и близостью с Ланой кожу, и Аделаида счастливо жмурится.

Она готова пролежать на этом пляже до окончания веков, только бы никто не потревожил эту странную идиллию.

— Свободе пить? — отсмеявшись, продолжает гнуть свою линию Лана.

— Не будь занудой, — фыркает Аделаида, легонько шлепнув Лану по плечу. — Ты же Рони(5)!

— Рони! — пьяно бросает Лана, согласно кивая. — Всем Рони Рони!

Аделаида хохочет:

— Ты же хозяйка бара!

Лана едва ли не складывается пополам от смеха.

Аделаида искренне наслаждается этим зрелищем.

Когда же все невысказанные шутки прекращают издеваться над затуманенным алкоголем мозгом Ланы, та откашливается и бормочет:

— Ты же понимаешь, Ади, что если бы все владельцы баров пили так, как это делаю я, то они разорились бы через неделю?

— Ты не все! — тут же вскидывается Аделаида, возмущенная до глубины души. В следующую фразу она пытается вложить как можно больше смысла: — Ты особенная.

Тишину, повисшую между ними и практически осязаемую, нарушает только шум волн. Аделаиде кажется, что она ляпнула лишнего. Медленный поворот головы в её сторону только добавляет уверенности в собственном провале. Таком, чтобы с грохотом и под лед, без остатка и лишнего глотка воздуха в легких. Чисто захлебнуться и сгореть.

Аделаида благодарна темноте за сокрытие румянца, сейчас пляшущего на щеках. Резко притихшая Лана слишком долго разглядывает её, словно надеется, что через какое-то определенное время на теле Аделаиды в лунно-звездном свете проявятся старинные письмена, скрывающие тайны Вселенной.

Только вот перекати-полю далеко до папируса.

Аделаида ежится от налетевшего морского бриза и решает рушить сразу всё и без остатка.

— Ты же её любишь?

Фраза, проще которой сложно что-то придумать.

Эмоции, сложнее которых нет ничего в целом мире.

Лана отвечает не сразу, точно взвешивая все «за» и «против». Наконец-то с её губ слетает:

— Когда-то любила. Или думала, что люблю.

Лёд, под который Аделаида собралась нырять, внезапно становится на порядок тоньше. Хотя и не исчезает совсем.

Хотя бы потому, что Лана не уточняла. Ей не нужно этого делать. Она сразу поняла, кого имела в виду Аделаида.

Да и чего уж тут? Перышко на запястье все ещё говорит о многом. Оно вообще болтливое до ужаса.

Аделаида давно — намеками или не совсем ими — выяснила, какую роль в жизни Ланы сыграла Дженнифер Моррисон. И, возможно, даже продолжала бы играть...

— А как же Фред(6)? — слова царапают горло.

Зато смех Ланы звучит в этот раз особенно нежно и мягко:

— Фред? А Фред — лучший друг детства. Мы замечательная команда, вечная защита и опора друг друга, но не более того. И он знает об этом точно так же, как и я. Да бог ты мой, мы поженились, потому что заспорили, хватит ли духу каждому из нас на это!

Аделаида смеётся. Смеётся, чтобы не зарыдать на весь пляж, перебудив несчастных чаек. Смеётся, чтобы зажевать собственным смехом боль, горечь и ревность, щедро приправляющие сейчас то место, что у нормальных людей зовется сердцем. Смеётся, чтобы...

— Лана...

— А?

— Три — магическое число.

Лана непонимающе потирает лоб, склоняя голову набок.

Кажется, Аделаиде хватит пить — она начинает заходить к обычным вещам слишком издалека.

— Перо и звезды. Один и два. Три — магическое число. Расскажи о своей третьей татуировке, а?

Лана шумно выдыхает:

— Я настолько пьяная, что могла бы даже показать. Но хорошо, что я настолько пьяная. Я просто не поднимусь.

Аделаида издает стон разочарования, шутливо толкая Лану в голень.

— Porta itineri longissima(7), — доносится до её ушей в следующий же момент, и она замирает.

— «Труден лишь первый шаг», Ади, — добавляет Лана и отворачивается назад к морю. — Только первый шаг. Вот и вся тайна моей третьей татуировки(8).

Аделаида — перекати-поле.

Она не умеет пускать корни.

Она никогда не признается в любви и ничего не обещает.

Любовь в её понимании — самое пустое обещание на всей планете, придуманное людьми множество таких вот звездных ночей назад.

Возможно, она считает так потому, что любая её попытка достичь этой самой любви — любви искренней, взаимной, всепоглощающей, — заканчивалась ничем?

Но ей кажется, что она вполне может попробовать стать на этот путь еще раз.

Труден ведь лишь первый шаг?

Лана чуть слышно вздыхает и, лениво потянувшись, ложится на покрывале рядом, вглядываясь в бездонное ночное небо над Америкой.

Её пальцы будто совершенно случайно дотрагиваются до пальцев Аделаиды, а после... переплетаются с ними.

Аделаида — перекати-поле.

Она не умеет пускать корни.

Но ради Ланы она готова попробовать.

(Она уже это делает).

______
1. Дейв Розарио — представитель компании Rosario Entertainment, личный агент Аделаиды Кейн (если, конечно, автора не подвел всезнающий Google).
2. Дризелла — роль Аделаиды Кейн в новом сезоне «Однажды в сказке». Дризеллой зовут сводную сестру Золушки.
3. «Птицы одного оперения собираются вместе» — английский (американский) вариант известного нам выражения «Рыбак рыбака видит издалека».
4. Имеется в виду Колин О’Донохью, партнер Ланы (а теперь уже и Аделаиды) по съемках в «Однажды в сказке», исполнитель роли Капитана Крюка.
5. Рони — окей, пардоньте, спойлер, если кто еще не в курсе. В новом сезоне привычная Реджина трансформируется в некую Рони, владелицу собственного бара (или же просто барменшу). Первое лично мне предпочтительней.
6. Имеется в виду Фред ди Бласио — законный супруг Ланы Паррии с 2014 года.
7. «Porta itineri longissima» — крылатое латинское выражение. Перевод, собственно, звучит в самом фике: «Труден лишь первый шаг».
8. Очень сомневаюсь, что у Ланы на пояснице выбита латинская фраза, а тем более — именно эта, но Google послал меня далеко и без хлеба, пока я пытался лично разведать тайну её третьей татуировки. Пришлось импровизировать. К слову, перышко у неё на правом запястье, а звезды (желтого цвета, так что нужно очень изловчиться, чтобы заметить) — на правой лодыжке. И да, автор знает, что татуировка с перышком никаким образом не относится к Дженнифер Моррисон. Поверьте, это всё у автора в голове; Джен Мо вообще мимо проходила.