Невероятно, на что порой способно время и пространство. Мы так мало о нем знаем. Ничего. Мы ничего не знаем о времени. Миллионы лет – оно для нас загадка.

Оно убивает нас, но мы выживаем.

Вот и сейчас время явно играет с нами злую шутку.

Еще недавно мы с тобой находились в подвале моего дома, искали ящик с инструментами, чтобы починить плиту. Недавно – это на самом деле давно. Просто время наше изменилось. Недавно – это несколько минут назад. А сейчас мы в плену. В плену страха. В плену агонии. В плену …фашистских захватчиков, в бункере варшавского леса и кольцо фашистов сжимается вокруг нас.

Сколько бы времени нам не оставалось, оно все наше. До капли, до секунды. Но самое паршивое, что мы не знаем когда оно закончится. Это может быть через несколько часов, а может быть через несколько мгновений.

Я смотрю на тебя и твой загнанный взгляд, вдруг превращается в отчаянный и смелый. Но храбрость тут не причем, ибо сегодня нам умирать. И ты мне говоришь, что лучше это сделать счастливыми.

Мне не ясны до конца твои мотивы, но лишь до того, как ты толкаешь меня к старому, почерневшему столу, около небольшого окошка, из-за которого раздаются выстрелы. Одиночные и картечью. Ты сажаешь меня на этот стол, раздвигая бедра, чтобы встать между них, прижимаясь всем телом ко мне.

Ты разрываешь на мне рубашку, не желая заморачиваться над пуговицами. А потом проводишь отросшими ноготками по груди, обтянутой спортивной майкой. Соски напрягаются, я забываю о времени. Нельзя забывать о времени, но …сейчас это кажется нормальным. Естественным. Конечным.

Ты целуешь меня, подаваясь вперед. И больше не вздрагиваешь, когда выстрелы за пределами бункера становятся чаще и громче. Ты слишком увлечена процессом, чтобы обращать внимания на то, что к нам приближается смерть во всем ее великолепии.

Что-то внутри ноет и не дает вдохнуть полной грудью, когда ты прерываешь поцелуй, заглядывая мне в глаза. Твой кристально-серый взгляд хранит верность традиции. Нашей традиции. Ты не раздеваешься до конца, снимая только блузку, но я чувствую, как по твоим бедрам проходит дрожь, а соски напрягаются от холодка.

Мне непременно хочется видеть твою улыбку, но улыбаться нечему. Ты наклоняешься к моим губам, в которые шепчешь слова. Я не могу разобрать половину из них, но мне кажется, что я и не должен. Тебе просто нужно говорить мне, так ты чувствуешь себя под защитой. Словно слова любви защищают тебя невидимой мантией от предстоящих испытаний, от свинцового дождя.

Касаться твоих плеч безумно приятно, будто я не делала этого уже много лет. Кожа покрытая мурашками, тем не менее горяча. Ты шепчешь мне, что она горит. Ты закусываешь нижнюю губу, откидывая голову назад. Твое дыхание прерывисто. Это заставляет мою правую руку скользнуть под ремень джинс.

Влага, которую я ощущаю на пальцах, дает ощутить желание. Оно набрасывается волнами, с каждым новым выстрелом за пределами нашего временного убежища. Как бы я хотела, чтобы сейчас мы оказались в постели, где-нибудь в утренней дреме, когда еще тишина за окном, но ты уже не спишь, побуждая меня на легкие поцелуи по всему твоему телу. Так было, когда-то очень давно. Словно в прошлой жизни, в прошлом веке, в другой реальности, в другом времени. Мы были вместе, как сейчас и ничто не могло нас разлучить.

Даже смерть.

Но сейчас, она нас караулит. Потирает руки, скалит зубы. Ждет.
А мы как никогда поглощены друг другом, даже тогда, когда с потолка осыпается песок, а за окном приближается конец… Мы наслаждаемся близостью, как никогда. Кажется, что мы слились в один долгий и продолжительный звук, одно дыхание, один ритм.

Все забывается со временем. Но сейчас мне безумно не хочется думать, что вскоре мы останемся лишь пеплом земли, лишь пламенем в глазах подступающей цивилизации. Но нам выпал шанс умереть в любви друг к другу. И этот шанс упускать нельзя.

Я чувствую влагу на пальцах, когда первая кровь проливается в этом пространстве. Первая пуля, первая смерть клетки, первые минуты ожидания. И ты… Ты не останавливаешься в своем желании меня любить.

Мне больно. Но я стараюсь не замечать, как опухает плечо, как оно саднит, словно его прижгли каленым железом. Нам отсюда некуда бежать, время и пространство загнали нас в этот угол, заперли в бункере, который простреливается со всех четырех сторон.

Летят осколки, от очередного обстрела, когда я входу в тебя. Туман застилает глаза, я чувствую твое прикосновение к губам, шепчу что-то, как в бреду. Мир за пределами рушиться, творится история. И мы, как часть этой несвоевременной истории, втиснуты в окно будущих побед русских солдат. Необходимая жертва, которую мы сегодня принесем на благо победы.

Мне почти не больно, хотя раненое плечо болит. Но плечо, не сердце. Последнее все еще бьется под твоими поцелуями. Явь становится сном, когда в твою обнаженную спину впиваются тысячи осколков от разбитого вдребезги стекла. Все плывет перед глазами, простирая безумие во времени.

Я все делаю машинально, улыбаясь неизвестно чему. Все становится подчинено хаосу за пределами кровавого плена. У тебя изо рта идет кровь, ты захлебываешься ею, но продолжаешь звать меня по имени и говорить слова любви, которые эхом отдаются в моей памяти.

Когда я вытаскиваю пальцы, ты уже мертва. Я поддерживаю тебя под руки, утыкаясь в еще теплую шею. Я шепчу в бесконечном повторе: «Не уходи! Ты мне нужна!» Но твоя душа уже далеко, ты не слышишь меня, не чувствуешь. Все теряет смысл.

Но он обретается вновь, когда резкая боль выхватывает сердце из груди, сжимая его так, что становится трудно вздохнуть. Секунды кажутся столетиями. Столетиями без тебя. А потом внезапно все стихает, все звуки и ощущения разом.

Плен перестает быть значимым. Все перестает быть значимым. Рассыпается, как будто домик на песке смывает волна, оставляя лишь сожалеть, что песок, не цемент. Это просто крупицы бытия. Просто секунды жизни.

А потом снова вдох. Я кричу. Словно десять тысяч лет молчал. Где-то вдалеке звенит трамвай, словно небо, перед расстрелом. Твои руки обвивают меня, прижимают к груди, успокаивают.

- Это просто сон. Сон. Я с тобой.

Я обнимаю тебя, все еще пребывая где-то в сумеречной зоне. Плечо болит, но боль отступает, когда ты шепчешь мне, что любишь. И если есть на земле рай, то он обязательно с тобой.