- И как понять, что он меня выбрал?
- Он захочет тебя убить.

На’ви внутри мобильного блока смотрится настолько неправильно, что хочется выгнать ее максимально радикальным способом — пинком под тощий зад, и плевать на отношения с коренным населением. Если бы ей хватало мозгов, На’ан просто сидела бы в уголке синей дылдой, а не цапала все подряд — забытые чашки, в которых давно высох чай, фотографии мертвых людей по стенам, — вызывая страстное желании переломать эти длинные пальцы фалангу за фалангой.
- Турук? — Подушечками пальцев по спине, разукрашенной татуировкой. Почему, почему ей обязательно надо все трогать?!
- Нет, свали в туман. — Феникс в языках пламени действительно похож на Последнюю Тень, но это еще не повод позволять на’ви лапать это тело. Если так охота, пусть идет и тискает аватара за руку, там хоть размеры совпадают.
Если бы Вэл — доктор О’Лири — перестала беситься и сатанеть он нехватки кофеина, то признала бы, что На’ан ведет себя так же, как и она сама в самом начале их знакомства — познает новый мир. На ощупь, вкус и запах. Но то, что еще несколько часов назад казалось реальностью, выцветает, как ткань защитной рубашки под солнцем Пандоры. Она снова заперта в железной коробке со стерильным воздухом и наглухо запаянными окнами, ей душно, и желание разодрать горловину водолазки Вэл заливает кофе. Черным, темной, едва ли не до гари, обжарки, плюс сухой имбирь из пакетика.
Ей не надо оборачиваться, чтобы увидеть, как На’ан принюхивается и прижимает уши к голове — не нравится запах: алкалоиды имеет слишком яркий вкус и запах для восприятия на’ви. Вэл ничего не может — или не хочет — поделать со своей злостью. Потому что она – человек, homo-мать его-sapiens, с паршивым характером, двумя докторскими диссертациями — наброски и заметки не считаем, — и неистребимой страстью к кофеину. Валери О’Лири — оператор аватара, а не на’ви, и все, что происходило в этих гребаных джунглях, должно там и остаться. Ну же, Вэл, вруби первую сенсорику, сосредоточься на реальности происходящего... Закрой глаза, так проще. Горячая керамика в руках, стрекот вентилятора и мерное жужжание процессора, еле справляющегося с объемом архивируемых данных.

...по телу На’ан, почти неразличимому в синеве сгустившихся сумерек, распускаются звезды. Боевая раскраска — кровь и огонь, символ клана повелителей икранов восточного побережья, подсвечена белыми вспышками. Такими же, как и люминисцентные побеги Дерева Душ.
- Грядет время скорби. Небесные люди напали на оматикайа.
Вэл уже знает об этом. Из приказа с пометой “Top Secret” и кошмара наяву, прокатившегося по сознанию каждого живого существа, объединенного нейронной связью с Пандорой. Ходящие во сне не были исключением.
- Рано или поздно это должно было случиться. — Нормальный человек бы испугался за свою жизнь или, хотя бы, за имущество Корпорации, которым, по сути, и является аватар. Но Вэл — не нормальная. К тому же она прекрасно знает, что цахик не осквернит святое место кровью. — Ты ведь и сама понимала, что люди не уйдут просто так.
Этот разговор уже был. Однажды.
Именно в ту ночь на теле аватара появились первые шрамы, и не было другого выбора, кроме как раскрыть сознание целиком в слепой попытке объяснить: “Вас ждет война. Прости, я не могу этого остановить. Прости ты, потому что сама себе я этой слабости не прощу.”
...кто бы еще объяснил безмозглому антропологу, что подобное слияние у на’ви не что иное, как завершение свадебного обряда! И что они никогда не смогут ни соврать, ни скрыть мысли друг от друга – На’ан была готова пойти и на большее, чем такой союз, чтобы знать, что именно угрожает ее народу.
- Ты летишь со мной. — Говорить это можно только прислонившись лбом ко лбу, иначе рискуешь получить такой тычок, что треснут ребра — Вэл слишком хорошо освоила аватар и его силу.
- Как же я ненавижу тебя, эти джунгли и ваш сраный мелдинг... — На’ан не понимает половину слов и не верит ни единому из них. На щеках ее ходящей во сне — слезы о тех, кому предстоит погибнуть завтра. Их страх и предчувствие боли — одни на двоих, как и навсегда синхронизированные нервные системы.

Перед тем, как отправиться за женой, На’ан молится, просит Эйву об удачной охоте. Потому что там, среди железных коробок, лучшая добыча в ее жизни, спрятавшаяся в слабое человеческое тело. Икран, выбравший своего охотника, хочет его убить. Рвется, бесится, стремясь скинуть седока, к которому испытывает непреодолимую тягу. Иногда замирает, притворившись покорным, но лишь для того, чтобы извернуться и располосовать зазевавшегося на’ви острыми когтями.
Так почему выбор партнера на всю жизнь должен чем-то отличаться?
Вэл злится, шипит сквозь зубы и сдает позиции. Она не замечает, что наслаждаясь кофе, прищуривает глаза и пытается дернуть ушами — мимика на’ви, не человека. Нити, связывающие ее с прошлой жизнью все слабее и На’ан с безжалостной методичностью рвет их, в любой момент готовая уклониться от чашки с отвратительно воняющей жидкостью, пущенной ей в висок.
До смерти доктора О’Лири осталось три дня.

...в ночь рождения Вэл как на’ви над Пандорой идет дождь.
Яростный перестук капель скроет все: слезы — боли и радости, полузадушенное поцелуями “Люблю тебя...” и громкое “Ты мне хвост отлежала, сволочь!”.