Стэн запрыгнул на ступеньку и развёл руки, подняв их над головой, словно желая обнять безоблачно-голубое небо и кружащую в нём стаю белоснежных птиц. Венди вздрогнула. Опять журавли! С некоторых пор она их недолюбливала – была причина.
– Посмотри же! Они прекрасны, правда?
Венди кивнула, не поднимая глаз. Смотреть она предпочитала на Стэна. Мозг фиксировал детали, собирая из них цельный образ. Будто в первый раз. Будто в последний. Три полоски на стоптанных кедах. Бахрома на светлых джинсах, самолично изрезанных и протёртых Стэном. Вылезшие нитки в букве «р» на футболке. Розовая резинка, фиксирующая собранные в короткий смешной хвост волосы. Две феньки на левой руке…
– Это же американские журавли! Они занесены в «Красную книгу»! Что они здесь делают? Летом они должны быть в парке Вуд-Буффало, в Канаде!

Венди не могла припомнить, когда такой восторг у него вызывало её появление. Ну разве что совсем в детстве, когда они только начали встречаться. Возможно, стоило обидеться, показушно надуть губы, но в этом не было никого смысла. Венди сидела, скрестив ноги, на нагретом солнцем асфальте, спиной ощущая каждую неровность шероховатой стены школы, на которую навалилась, и молчала. Стэн, напротив, болтал о всякой ерунде. Так бывает, когда два человека должны поговорить о чём-то малоприятном, но никто не хочет начать разговор, оттягивая всеми силами тот момент, когда переводить тему станет уже невозможно.

Первым не выдержал Стэн.
– А что будем делать мы, Венди?

Она вздохнула и расправила невидимую складку на майке. Сердце колотилось, как перед прыжком с вышки в бассейне в первый раз. Тогда ей было двенадцать, и она надела первый в жизни раздельный купальник. Картман начал ржать, что ей незачем носить верх, и она ответила, что зато ему – стоило бы, и спихнула его в воду, а потом…
– Венди?

Она помотала головой, возвращаясь в здесь и сейчас, набралась решимости и, стараясь держать спокойный тон, ответила:
– Ты – поедешь в колледж. Сколько твоих заявлений было принято?
– Три, – Стэн спустился и сел напротив неё, отзеркалив её позу. – Два дают спортивную стипендию. Думаю выбрать Денверский. Что скажешь?
– Отлично, – одобрила Венди. – Ты поедешь в Денверский колледж. Будешь учиться. Ты выбрал очень нужную и полезную профессию. Станешь играть в тамошней футбольной команде. Найдёшь хорошую девочку и начнёшь с ней встречаться.

Стэн кивнул и взял её за руки. Венди попыталась улыбнуться. Пока всё идёт неплохо.
– А ты? Полагаю, университеты выстраиваются в очередь, предлагая стипендии и гранты?

Венди покачала головой.
– Я получила положительный ответ на все заявки, но только один университет и четыре колледжа дают стипендию. В Южном Парке я – лучшая выпускница, но в масштабах страны – даже не в сотне. Не уверена, что хочу ехать в Вашингтон, но выбора, кажется, нет.
– Тебе всё равно придётся туда перебираться, когда ты станешь президенткой, – заявил Стэн с такой уверенностью, будто её кандидатура уже выдвинута и по результатам опросов она опережает соперника процентов на тридцать. – Ты будешь учить политологию, участвовать во всех мероприятиях и найдёшь себе классного парня?
– Наверное, – Венди-внешняя пожала плечами. «Нет!» – закричала Венди-внутренняя. – И мы будем созваниваться, делиться новостями и поздравлять друг друга с праздниками. Время всё расставит по местам. Я очень надеюсь, что мы сможем остаться друзьями.

Она правда надеялась. Стэн – отличный парень, и то, что она не любит его в романтическом смысле, этого не меняет. Ведь чтобы хорошо общаться, не обязательно быть в отношениях, не так ли?
– Ты уверена, что… ну…

Этот вопрос не мог не всплыть. Венди кивнула. Да, она уверена.
– Проблема не в том, что мы не смогли вчера переспать. Проблема в том, что мы этого не хотели.
– Я хотел, – возразил Стэн и добавил с обезоруживающей честностью: – Переспать.

Не «тебя». Просто секса – и не столь уж важно, с кем. Это выпускной, детка. Пережить его, оставшись девственником, почти позор. Но, разумеется, другим незачем знать, что у них ничего не вышло. Это останется между ними.
– Спасибо, – она отпустила одну из рук Стэна, чтобы поправить прядь волос, всё время падающую на лицо. Нужно переплестись. – За то, что не стал настаивать. Я бы уступила, но…
– Ты ведь не хотела, как я мог…

«Именно поэтому, – подумала Венди. – Все эти годы я встречалась с ним. Большинство парней в той ситуации уговаривали бы до победного и даже не заметили бы потом, что я симулировала оргазм. Но для него моё нежелание оказалось важнее репутации. Господи, ну почему всё так неправильно? Я должна завидовать сама себе! Стэн – мечта любой девчонки: красивый, высокий, спортивный, заботливый… Чего мне не хватает?»

Она, конечно, знала – чего. Она и журавли. Но птицы не скажут, а Венди унесёт свою тайну в могилу. Она уедет в Вашингтон, будет изучать политологию, участвовать во всех мероприятиях и найдёт себе классного парня. Всё у неё будет хорошо – у них обоих.
– Ладно. Я думаю, я пойду… – Стэн поднялся, улыбнулся ей немного потерянно. – Непривычно быть свободным, знаешь… Надо учиться.
– О, тебе понравится, – заверила она. – Только, боюсь, свобода продлится недолго. Девчонки выстроятся в очередь до самого Колорадо-Спрингс, как узнают.
– Ну да, скажешь тоже!

Она, приподнявшись на цыпочки, чмокнула его в щёку. Стэн подхватил велосипед, прислонённый к крыльцу, и покатил его к школьным воротам. Непонятная тревога сжала сердце Венди. Солнце светило по-прежнему ярко и жарило во всю мощь, но её на мгновение пробрало холодом, а в глазах потемнело. Наваждение, впрочем, прошло почти сразу же. Ветер обдувал её лицо, освежая, но безнадёжно портя остатки причёски. В небе кричали всё те же журавли. Вдали звенел велосипедный звонок…

Одинокое белое перо, покружившись в воздухе, упало прямо в её ладони.

***

Где-то в глубине коридора хлопали двери. Гудела, периодически мигая, лампа дневного света. Миссис Марш плакала, прижимая к груди пакет с вещами. Совершенно растерянный мистер Марш впервые в жизни, наверное, не знал, что сказать, лишь дышал тяжело и смотрел на супругу невидящим взглядом. Его трясло. Как и Венди. Как и всех тут, в общем-то.

Всё в жизни меняется, кроме цвета больничных стен. Цвета безнадёжности и тоски.

Венди не могла оторвать взгляда от куска грязной зелёной футболки с буквами "Бере...", торчащей из пакета. Слёзы текли по её щекам ручьями. "Берегите природу, мать вашу!" – такова была полная надпись. Очень в духе Стэна. Через два месяца он должен был ехать в Денвер учиться на эколога, чтобы защищать эту самую природу профессионально. Теперь ему, вероятно, придётся учиться ходить и держать ложку заново, если только... Если...

Если он научится, для начала, дышать без аппарата искусственной вентиляции лёгких.
– Доктор, он ведь...
– Мы сделаем всё, что от нас зависит, миссис Марш.

Голос врача не звучал обнадёживающе.

"Конечно, Стэн выкарабкается, – убеждала себя Венди. – Он нужен этому миру! Велосипед против фуры – безнадёжный случай, но он – выжил! Значит, обязательно поправится!"

Как бы она хотела быть в этом уверенной, господи боже...
– Венди! Какой ужас! Я сразу приехала, как услыхала от Рэд!

Ураган по имени Бебе ворвался в вестибюль. Венди вмиг оказалась в объятиях подруги. Бебе стиснула её, прижав к груди, и продолжила тараторить. Когда она волновалась, её несло, и она говорила и говорила, будто нет ничего страшней тишины. Возможно, она была права.
– Ох, если бы мой парень попал в аварию, ну, то есть, если бы он у меня был, я бы, наверное, умерла от ужаса. Как он, Венди? Что говорят врачи?

Венди не выдержала – разрыдалась. За неё ответил Кенни, с ногами забравшийся в больничное кресло и обнявший колени. Голос у него дрожал.
– Хуёво, Бебс. Врачи типа ничего не обещают. Он в коме...
– Кошмар!

Кенни снова уткнулся лицом в колени. Кайл и Картман сидели рядом, тоже пришибленные, и лишь изредка вяло препирались между собой.
"А ведь никто не знает, что мы расстались утром, – поняла Венди. То есть для всех она оставалась девушкой Стэна. Разумеется, она не может заявить о разрыве теперь! Кем она будет выглядеть в глазах других? – Господи... Если ты решил уберечь меня от искушения, то это слишком огромная цена, Великий Говнюк!"

Ей вроде как следовало молиться, но её молитвы ничего не значили с прошлого вторника. Оставалось лишь сыпать проклятиями. Богу всё равно на них наплевать, что ему до их жалких жизней и жалких мыслей?
– Шли бы вы домой все, а? – устало произнёс доктор. – Вы тут ничем не поможете. Если что-то изменится, вам сообщат, миссис и мистер Марш.

"А медсёстры, которых и так слишком мало, не будут отвлекаться на то, чтобы капать вам лекарства и ставить уколы, – читалось в его глазах. – Больным нужнее".
– Он прав, Венди, – сказала Бебе, да это и так было понятно. – Пойдём. Ты хоть ела сегодня?

Венди помотала головой, вытерла слёзы бумажным платком и бросила его в урну.
– Тогда пошли.

Спорить с Бебе невозможно, Венди и не пыталась. Она позволила отвести себя в КFС и сжевала подсунутый бургер, не чувствуя вкуса. За соседним столиком весело смеялась стайка девчонок помладше. Жизнь продолжалась. Солнце светило по-прежнему. И в этом было что-то по-настоящему жуткое.

Думая о Стэне в реанимации, Венди остро, как никогда, ощущала собственную смертность. Что если, выйдя из КFС, она поскользнётся на банановой кожуре и сломает шею или попадёт под автобус? О чём она больше всего будет сожалеть? Чем гордиться? Она всегда жила правильно: училась на отлично, занималась спортом, имела активную жизненную позицию и встречалась с идеальным парнем. Не девушка, а героиня очередного фильма про американскую мечту. О чём ей вообще сожалеть?

Ну разве только о том, что она ни дня не была собой.

На каком кадре из киноленты памяти оборвалась бы её жизнь? На зубрёжке? На тренировке? На подготовке к дебатам? Или на одном-единственном поцелуе, о котором знают только...
– Венди, смотри!

Бебе ткнула пальцем за её спину. Венди повернулась. Её руки задрожали. Ложечка выпала и утонула в большом стакане капуччино.

В оконное стекло смотрел с улицы какой-то потрёпанный, со странно выгнутой шеей и полуободранным крылом красноголовый американский журавль.

***

Домашние задания и волейбольные матчи, традиционные собрания женского клуба и пижамные вечеринки в доме Тёрнеров – всё это совсем недавно казалось незыблемым и вечным. Но время, долгие годы тянувшееся, как жвачка, вдруг резко сжалось и понеслось безумным атомом по коллайдеру. Оглядываясь назад, Венди отчётливо видела группку зарёванных детсадовок, впервые в жизни аж на несколько часов разлучённых с родителями. Теперь они – выпускницы, почти студентки. Куда подевалось всё, что между?
– Ох, девочки! Это ведь наша последняя вечеринка перед тем, как мы все разъедемся! – воскликнула Хайди, протянув свою кружку к чаше с пуншем. – Налей мне ещё, Бебе!

Множество ярко-жёлтых смайликов улыбалось с её пижамы. Пунш был – впервые – алкогольным вполне легально. Им уже можно, пусть пока не по закону, но по разумению родителей.

Венди поклялась себе, что не станет его пить.

Она вообще не была уверена, что имеет право находиться здесь. Но Бебе притащила её – когда Венди могла ей сопротивляться? "Жизнь не закончилась, дорогая, – заявила Бебе. – Нас скоро раскидает по всей стране. Когда мы снова сможем вот так посидеть? Господи, да Стэн первым бы настоял, чтобы ты пошла на вечеринку, если бы мог!"

Она, разумеется, была права. Даже если они бы не расстались, Стэн бы точно не обрадовался, реши Венди посвятить жизнь скорби и трауру. И всё же ей казалось, что она поступает неправильно и заслуживает осуждения. Однако ещё никогда ей так отчаянно не хотелось жить, как теперь, заглянув, пусть и опосредованно, в глаза смерти. Жить так, чтобы, умирая, не думать о годах, потраченных на воплощение чужих представлений о том, какой она должна быть.
– Мы с Дженни решили ехать в Нью-Йорк, – щебетала Лола. – А ты, Рэд? Неужели тебя берут в МТИ? С ума сойти!
– Да, мы с Кевином будем учиться вместе. Надеюсь, нам дадут семейную комнату в кампусе. Николь, а ты, конечно, в Гарвард?
– Да. Это дороговато, но оно того стоит. Если постараюсь, то смогу получить грант, начиная со второго семестра.
– Не сомневаюсь, что у тебя получится. А я не хочу никуда уезжать из Колорадо…

Главной темой для обсуждения, естественно, была предстоящая учёба. Кто куда и на кого поступил, чего они ожидают… Что может быть логичнее для вчерашних выпускниц. О, как бы Венди хотела, чтобы это было самой большой её проблемой! Отец Макси говорил, что каждому достаётся крест по силам. Если это так, то Бог верил в Венди гораздо больше, чем она в него.
– Выпей немного, тебе нужно расслабиться!

Бебе сунула ей в руку стакан с пуншем. Венди помотала головой. После прошлого вторника пить, да ещё и рядом с Бебе, она опасалась. Что, если она опять потеряет голову?
– Ну пошли хотя бы покурим, а?

Венди не курила, но позволила утащить себя на улицу. Они сели на ступеньки крыльца. Бебе уже была порядком пьяна, Венди же – трезва просто до омерзения. Позади них звучали музыка и смех остальных девчонок. В небе кричали вездесущие журавли. Крепкие сигареты Бебе пахли ментолом. Их поцелуй тоже был с ментоловым ароматом…

Они сидели так близко. Бебе была невыносимо прекрасна. Как всегда. Бедро Бебе касалось её собственного. Память неумолимо подбрасывала Венди картинки из событий прошлого вторника.

«Ох, Венди, ну почему ты не родилась парнем? – Бебе почти лежала на ней. Они сидели на траве у Старкова пруда и пили. Много пили. Бебе рассталась с очередным кавалером перед самым выпускным и остро нуждалась в поддержке и примерно литре виски с колой. – Они меня бесят, все! Считают, что я должна облизывать их только по факту наличия члена! Да если б они хотя бы умели с ним обращаться так, чтобы не приходилось после них додрачивать! И целуются отстойно, и вообще! Все мудаки, кроме тебя! Будь ты парнем, я бы с тобой встречалась!»

Ах, если бы она знала, что слова её сыпались солью на незакрытую рану! Сколько лет Венди, боясь себе в этом признаться, смотрела на неё с бешено колотящимся сердцем и тяжестью внизу живота, сколько жарких мокрых снов с её участием поутру безуспешно пыталась забыть…

«Может, я тоже плохо целуюсь, – только и сумела ответить она. А потом, будто выпитый ей алкоголь внезапно превратился в шипучую жидкость, которой Оз угостил Трусливого Льва, добавила неожиданно даже для себя: – Хочешь проверить?»

И дальше врать себе стало невозможно. Потому что Бебе согласилась. И это было слишком. Слишком охуенно, чтобы верить в свою гетеросексульность и любовь к Стэну.
– Бедная птица! Кажется, он ранен или больной!

Бебе махнула рукой с почти догоревшей сигаретой в сторону кустов, перед которыми топтался – ну, разумеется – журавль! Преследуют они её, что ли? Кажется, тот же самый, которого они видели в день аварии Стэна: щипаный, перекособоченный, со сломанным – теперь уже очевидно – крылом. Его голова почти висела. Жуткое зрелище! Венди залпом опустошила стакан с пуншем и поднялась на ноги.
– Вернёмся в дом, Бебе, а то всё веселье пропустим.
– Окей, – согласилась Бебе. – Пошли. Знаешь, он как будто хочет что-то сказать…
– Судя по его виду – попросить об эвтаназии, – предположила Венди и подтолкнул её к двери. – Нас, наверное, уже потеряли.

Возможно, журавль хотел сказать: «Я видел, как ты целовала Бебе в прошлый вторник, и знаю, что ты хочешь это повторить. Много-много раз…»

Но птицы не говорят. И слава богу!

***

Огромное количество вещей, одной только обуви несколько сумок, и в центре этого вещехаоса – Бебе, богиня шмоток. «Герой аниме, вероятно, умер бы от кровопотери из носа», – думала Венди, раскладывая юбки и шорты по разным стопкам. Дело бы шло быстрее, если б взгляд всё время не соскальзывал на Бебе. Венди старалась фиксировать его на полусползшем с ноги шёлковом белом чулке, не поднимая выше. Иначе – слишком.
– Никак не найду второй, – пожаловалась Бебе. – Ну и ладно!

В этом году традиционная гаражная распродажа – неизменный атрибут маленьких американских городишек – устраивалась Ларсенами. Венди уже оттащила к ним пару пакетов. Сейчас она помогала Бебе выбрать, что взять с собой в колледж, а что – отнести в дом Милли. Она догадывалась, что это будет непросто, но не подозревала насколько. Во-первых, одежды оказалось и правда очень много. Во-вторых, почти всё Бебе мерила, а это значит – большую часть времени крутилась перед ней в одном нижнем белье.
– Что скажешь про эту кофточку? Мне идёт?

Пришлось Венди поднять глаза. По гладкой коже бесконечных ног, по белому кружевному треугольнику трусов между ними, по небольшому мягкому животику и нереально тонкой талии – кофточка оказалась совсем коротенькой…
– Венди?

Венди сглотнула. Во рту пересохло. Ниже – наоборот. «Господи… ты точно уверен, что этот крест мне по силам?» – мысленно вопросила она. Ей восемнадцать, чуть больше чем через месяц – начало учёбы в университете. Время решать взрослые проблемы? Но почему у других девчонок они из разряда «подружусь ли я с соседками по кампусу?» и «надеюсь, в колледже меня возьмут в команду чирлидеров», а у неё – лучший друг, которого все считают её парнем, в коме и безумная влюблённость в лучшую подругу? Как она должна с этим справиться, что ей делать?

Венди знает, как правильно.

Венди ужасно хочет – впервые в жизни – поступить иначе.
– Думаю, это не то, что стоит надевать на учёбу, Бебс, иначе способность соображать потеряют все, включая старенького профессора, который забыл, что такое потенция, ещё до рождения шестого внука.
– Скажешь тоже! – фыркнула Бебе, стаскивая шмотку. Самая шикарная грудь города, едва прикрытая полупрозрачным бюстгальтером, подпрыгнула, освободившись от плена узкой кофты. Венди закрыла глаза и вдохнула. – Я толстая, у меня складка…
– Не говори глупостей! Ты – самая красивая, самая сексуальная! Боже, да будь я парнем…

Слова сами сорвались с её губ. Венди одёрнула себя вовремя, но Бебе не пропустила их мимо ушей.
– Ты бы стала со мной встречаться? – спросила она. Венди кивнула. – Знаешь, иногда я думаю, а так ли это важно – ну, что ты не парень…
– Что скажешь про эти шорты? – поспешно перебила её Венди, протянув первую попавшуюся в руки вещь. Сердце колотилось бешено. За что ей это, зачем? Как противостоять искушению? Как не разбить столь тщательно выстроенную свою идеальную жизнь?
– Это юбка, Венди. Да что с тобой?

Бебе опустилась на колени рядом с ней на пол, наклонилась и положила руку на её лоб.
– Ты вся красная и горячая. Ты не заболела?
– Всё в порядке. Я открою окно и…

Собственные руки Венди сжала в замок – так хотелось податься вперёд, обнять её, уткнуться лицом в её грудь и ни минуты больше не врать, будто сможет прожить без неё.

Венди поднялась и на негнущихся ногах подошла к окну. Распахнула створки и не сумела сдержать вскрика. Эта птица, судя по её виду, давно уже должна быть мертва. Половина перьев вылезла, крыло вывернуто так, что торчит кость, покрытая запёкшейся бурой кровью, голова висит, словно шея перебита… Но чёртов журавль определённо был жив. Он смотрел на неё, щёлкая клювом. «Привет, Венди. Как поживаешь? Наслаждаешься лесбийскими мыслями? Думаешь, никто не знает твой маленький грязный секрет?»
– Что случилось? Венди, ты меня пугаешь!

Бебе подбежала к ней и притянула в объятья. Венди не сопротивлялась – ей было слишком плохо, чтобы даже осознать, как это круто. Её мутило. Она не хотела ничего решать. Она, говоря откровенно, сейчас завидовала Стэну. Может, и ей шагнуть под фуру? Или нет, нельзя создавать проблемы ни в чём не повинному водителю. Можно просто шагнуть с моста…
– Я и правда заболела, прости…
– Ничего, потом закончим. Тебе надо лечь. Я принесу жаропонижающее…

«Мне нужно домой, – думала Венди. – Как унять жар, если его источник – ты?» Но молчала, не в силах произнести ни слова. Бебе уложила её на кровать, заставила выпить две таблетки, ловко стащила с неё футболку и растёрла чем-то, пахнущим алкоголем. Какие у неё нежные руки…
– Теперь ты пьянишь ещё сильнее, – пробормотала как-то растерянно Бебе. – Венди, если бы ты знала…

Она знала. И это пугало её особенно.

***

Аппарат искусственной вентиляции лёгких тихо попискивал. «Его состояние стабильно», – день за днём повторяли врачи. Стабильно – значит, без ухудшений. Без улучшений, впрочем, тоже. Лето медленно умирало – август перевалил за середину. Полуразложившийся труп журавля стучал в окно. Говорят – плохая примета. Говорят – к смерти. Господи…
– Ты когда уезжаешь, Венди?

Голос миссис Марш тоже звучал безжизненно. Она уже выплакала все слёзы. Венди опустила глаза, вцепившись в ручку сумки до боли, до побеления пальцев. Она знала правильный ответ. О, она всегда знала, как поступать правильно!
– Я не знаю, миссис Марш, я…

«Я вообще не должна никуда уезжать, – думала Венди, не отрывая взгляда от шрама на лице Стэна. Его собирали по частям, и красота – последнее, что заботило врачей. Ему предстоит не одна косметическая операция, когда – Венди запретила себе думать «если» – он поправится. – Я должна остаться и быть рядом до тех пор, пока Стэн полностью не восстановится. И только тогда мы сможем расстаться повторно…»
– Тебе надо ехать, ты ничем здесь не поможешь, – словно прочитала её мысли миссис Марш. – Мы не знаем, когда он придёт в себя и случится ли это вообще. Мы не знаем, как кома повлияет на него. Он может остаться навсегда…

«Инвалидом, – мысленно закончила Венди. – Или овощем. Я знаю. Тогда я вообще не смогу с ним расстаться и должна буду посвятить жизнь уходу за ним. Это – правильно».
– Это не сказка со всеспасающим поцелуем истинной любви, – вздохнула миссис Марш. – Твоё присутствие ничего не изменит. Живи своей жизнью, девочка. Не надо себя хоронить.

«Своей жизнью, – внутренняя Венди горько усмехнулась. – Когда я вообще ей жила?»

Может, пора начать? Может – к чёрту правила? Непривычная мысль. Ужасная. Безумно притягательная.
– Да, но…

Будь они в сказке, Венди тоже ничем не смогла бы помочь. Потому что она не любит Стэна. Точнее, любит и очень сильно – как лучшего из друзей, может даже, как брата – она всегда хотела иметь брата или сестру – но не так, как принцессы любят принцев. А дружеские поцелуи не срабатывают даже в современных сказках.

Она любит Бебе – это факт. Она ничего не может с этим поделать.

Из больницы Венди пошла не домой. Ноги сами привели её на берег пруда. Здесь в прошлый вторник она поцеловала Бебе. Видит бог – если ему ещё не надоело смотреть это шоу – она хочет повторить это снова.
– Эй, Венди!

Венди обернулась. По щиколотки в воде, словно Венера, вышедшая из пены морской, Бебе стояла перед ней живым воплощением сексуальности. Короткие джинсовые шорты совсем не скрывали её длинных ног, клетчатая рубашка, завязанная под грудью, оголяла живот, светлые кудри рассыплись по плечам. Она улыбалась Венди, разрывая цепочки логических переменных в её мозгу. Логика отказывается работать, правила трещат по швам, когда она смотрит – так…
– Сфотографируй меня, – попросила Бебе.

Венди кивнула и раскрыла сумку. В ней всегда царил порядок, вопреки всем этим многочисленным шуткам про женские сумочки. Телефон лежал на дне, придавив что-то белое. Перо! Картина вмиг встала перед глазами: Венди машет вслед удаляющемуся Стэну, в небе кричат журавли, перо, планируя, падает ей в руки…

Полудохлый журавль подмигнул ей из кустов.
– Венди, ну что ты застыла? Холодно, между прочим!
– Сейчас!

Она подбежала к Бебе и воткнула перо в её волосы, позволив себе пропустить золотистые, слегка жестковатые пряди между пальцами. Вода и правда оказалась прохладной, но Венди, наверное, растопила бы льды Арктики жаром, полыхающим внутри неё. «Чёрные, – пронеслось у неё в голове. – Журавли должны быть чёрными… Sieh da! Sieh da, Timotheus…» О, она, безусловно, знала, что правильным будет вернуться на берег, сделать фото и вид, что всё в порядке. Остаться подругами. Найти парня…

Это больше не работало. Впервые в жизни Венди Тестабургер было наплевать на правила.

«Я ничего не могу с этим поделать, – подумала она за мгновение до того, как их губы соприкоснулись. – Не могу, не хочу. Это конец. Это начало. Мой нулевой километр. Моя жизнь. Мои правила. Моё право быть собой!»

Она целовала Бебе со всей страстью, не думая о том, что на них смотрят, что пути назад – нет. Бебе отвечала так охотно, будто только этого и ждала, и это стоило… всего. Алгоритмы плавились, мир стёрся…

...

Порыв ветра подхватил пёрышко в волосах Бебе и закружил над прозрачной гладью Старкова пруда. Измученное, искорёженное ударом о лобовое стекло фуры журавлиное тело в кустах дёрнулось в последний раз и затихло. Чистая птичья душа устремилась в небо, взмахнув крылами, которые никогда уже не будут болеть…

В больнице Южного Парка Стэн Марш открыл глаза и сделал первый в новой жизни самостоятельный вдох.