Комнату без окон освещал только огонь, плясавший в камине. Он давал достаточно тепла, чтобы прогреть небольшое помещение даже в суровую северную зиму. Не зря Метель пела пламени заклинания, оживляя в нём изначальную Песню огня. Элна довольно улыбалась, глядя на рыжие языки, заговорённые ученицей. Хотя бы этому Метель успеет научиться до того, как захочет уйти. Чутьё и опыт подсказывали Элне, что это случится скоро.

Элна потянулась на застеленной шкурами кровати. Мех приятно щекотал обнажённую смуглую кожу.

Скрипнула дверь. В комнату вошла Метель с подносом в руках, шлёпая босыми ногами по каменному полу. Из одежды на ней была только нижняя рубашка до колен. Это не доставляло Метели никакого неудобства — оборотница, что с неё взять. Может купаться в ледяной воде и не заметить. Элна, к собственному сожалению, со всей своей эльфийской и колдовской выносливостью таким равнодушием к холоду не отличалась.

Метель поставила поднос на стоявший рядом с кроватью сундук. Еда пахла весьма аппетитно. Элна проворно подцепила кусок хлеба с солёным сыром.

Метель села рядом. На её юном лице, обрамлённом русыми вьющимися волосами, застыло задумчивое выражение. К еде она едва притронулась. В изумрудных глазах оборотницы отражались отблески пламени.

Элне не нравилось, когда у Метели было подобное настроение, а в последнее время это случалось всё чаще.

— Знаешь, — начала Метель, — иногда я думаю о том, что было здесь две тысячи лет назад. О том, что ты и…

Нет, этого Элна точно не хотела слушать, хотя понимала, что придётся. Но почему бы не оттянуть неизбежное ещё немного? Например, коротко поцеловав Метель в губы, горячие и потрескавшиеся. Элна довольно вздохнула, когда ей ответили. Метель всегда очень легко отвлекалась на ласки — юность и оборотническая ненасытность делали своё дело.

Прижимаясь к ладно сложенному, крепкому телу, слушая совсем волчье рычание, срывавшееся во вполне человеческие стоны, целуя тяжело вздымавшуюся грудь, Элна чувствовала себя живой. Кровь жгла огнём, мысли становились лёгкими и неважными. С Метелью она на краткие мгновения принадлежала настоящему, а не седой древности веков. Глупая иллюзия, ведь сама оборотница, несмотря на всю свою молодость, тоже была порождением прошлого, которому не находилось места в мире. И всё же поддаваться этим миражам было приятно.

Приятно было потом лежать на кровати, чувствуя, как Метель водит пальцем по изображению Волка и Ворона, покрывавшему спину Элны.

— Меня всё чаще одолевают мысли о них, знаешь, — сказала Метель.

А вот это было совсем неприятно. Но неизбежно.

— Это место оживляет старые истории, — продолжала Метель. — Я тоскую по тому, чего не имела и никогда не смогу иметь. Это тяжело.

Ладонь её лежала на правой лопатке, там, где была голова Великого Волка, предка всех волков-оборотней. А также наставника и друга Элны, сошедшего с ума и, возможно, мёртвого. Суть пропасти между ней и Метелью заключалась в этом рисунке. Для молодой волчицы у Элны на спине были изображены Великие духи, сакральный знак, отголосок старой магии. Для древней эльфийской ведьмы — Рейлан и Герт, память о друзьях и о том времени, когда она не пряталась в ледяной норе с кучкой таких же реликтов.

— Понимаю, — коротко ответила Элна.

— Я хочу уйти весной. На юг, — судя по тону, Метель тоже не радовалась разговору. — Может, попробую поискать других оборотней. Или затаюсь среди людей на время.

Элна тяжело вздохнула. В комнате повисло молчание.

Ученицы и ученики, приходившие в забытую всеми цитадель у края мира… их было шестнадцать, включая Метель. Остался только один, но и тот ненадолго, ведь продлить свой человеческий век чарами он так и не сумел. Метель могла бы остаться навсегда. Могла бы познать многие тайны искусства Песен, превратиться в настоящую чернокнижницу. Могла бы лежать с Элной в одной кровати, обнимая горячими руками, и слушать очередную историю о древних временах.

Но Элна с самого первого дня знала, что этого не будет. Метель искала то, что для таких, как они, давно уже не существовало в этом мире — будущее. Находиться рядом с призраком прошлого для неё было невыносимо.

— Только осторожнее, — наконец Элна нарушила тишину. — Не забывай прятать глаза. И если услышишь о большой Святой Охоте, лучше сразу уходи на север.

— Ты, — Метель замялась, — меня простишь?

Элна села, чтобы повернуться и посмотреть ей в лицо.

— Мне не за что тебя прощать, милая. Не за что, — горько сказала она и добавила совсем другим тоном: — К тому же до весны ещё много времени. Я собираюсь научить тебя всему, чему успею. С завтрашнего дня начнём занятия по новому графику…

Метель закатила глаза и притворно завыла.


Белая волчица, закинув на спину узелок, бодро убегает прочь по пёстрому ковру цветущей тундры. Элна стоит на стене, провожая её взглядом. Почему-то ей кажется, что раньше не было так тоскливо, когда ученики покидали её. Даже весенняя суета во дворе цитадели не помогает отвлечься. Элна надеется, что рано или поздно тоска забудется. Лучше бы, конечно, рано.


Пройдёт почти пятьдесят лет, три фигуры в чёрном появятся на пороге цитадели. Будет весна, и Элна впервые за много лет почувствует эту весну в собственной душе. Герт попытается спрятать слёзы и будет извиняться, что не мог вернуться раньше. Рейлан, седой, в шрамах, но всё такой же молодой и снова крылатый, улыбнётся, предложит «возобновить сотрудничество на деловой основе», а потом спросит, не разучилась ли Элна готовить свои замечательные настойки.

За их спинами будет стоять Метель, матёрая, жёсткая, совсем не похожая на юную девушку, которую запомнит Элна. А в глазах у неё будет плясать пламя, и горячие губы всё так же останутся истрескавшимися.