Они жили вместе уже больше трех месяцев: Гермиона, Джинни и «Чудовищная книга о чудовищах».

«Смотри, какая прелесть», — сказала Джинни, которая уже явно порядком устала сопровождать Гермиону в ее бесконечной прогулке по книжным магазинам. Прелесть очаровательно щелкала челюстями, а когда Гермиона погладила ее по корешку, плотоядно облизнулась и открылась на странице с выразительной колдографией скалящейся мантикоры. Джинни, которая и черта бы не испугалась, только захлопала в ладоши. Ее Джинни не боялась ничего — безумная рыжая гарпия. Гермиона сама не заметила, как в ответ на одну ее улыбку купила Чудовищную книгу вместо очередного справочника по магическому законодательству.

«Это издание переработанное и дополненное», — сообщил обрадованный продавец.

С Гарри и Роном они виделись урывками. Ни о чем таком они не говорили. Не говорили, что надо подумать, надо прийти в себя, даже о том, что «дело не в тебе». Просто все оказались особенно занятыми личностями. Гермиона уже начинала работать в приемной Министра. Джинни училась на последнем курсе Хогвартса, потом пропадала на сборах «Гарпий». Рон с Гарри готовились к карьере авроров. Они встречались по выходным в трактирах, весело обсуждали планы на будущее, ни разу не коснувшись того, что планы должны быть совместными несколько иначе, чем «Рон и Гарри» и «Гермиона и Джинни». Возможно, об этом на самом деле было рано думать. Хотя, с другой стороны, о чем еще думать совершеннолетним молодым ведьмам, только-только зажившим самостоятельной жизнью. Нет, не о семье и детях, а о...

Джинни часто притаскивала домой слабый алкоголь и какие-то магические штучки. «Просто выпей, краски станут ярче». Она много смеялась, шутливо трепала развалившуюся на диване рядом с Гермионой Книгу по мохнатому корешку-загривку, а однажды, когда алкоголя было особенно много, полезла к Гермионе целоваться.

«Да ладно тебе, у нас в команде многие девчонки так делают».

Когда утром Джинни еще до завтрака убежала на тренировки, сообщив, чтобы до послезавтра ее не ждали, Гермиона долго отмокала в ванной и, привычно лаская себя, почему-то представляла их поцелуи. И тихонько презирая тех самых «многих девчонок», которые учили ее Джинни всякому.

На следующий день все утро она читала не об истории гоблинского права, а о гомосексуальности. Правда, пришлось довольствоваться маггловскими изданиями, маги почему-то на эту тему ничего не написали. Книга ластилась, но Гермиона, увлечено рассматривающая иллюстрации, вместо того, чтобы погладить любимицу, принялась ласкать себя сквозь намокающие трусики, удобно улегшись на диване и не заметив, как Книга сместилась к ее ногам.

От первого прикосновения мягкого, влажного — будто настоящего — языка к своей промежности Гермиона взвизгнула и отбросила книгу, которую читала. По мохнатой извращенке не попала: та ловко уклонилась от пинка и облизнулась, тут же попытавшись вернуться на прежнюю позицию.

— Брысь, — слабо попросила Гермиона, наблюдая за Книгой, но не пытаясь отодвинуться. — Ты извращенка. Нет, я — извращенка. Боже, что я делаю...

Книга вновь лизнула ее, проведя языком по напрягшемуся клитору и узкой влажной щели под тканью трусиков. Гермиона ахнула и откинулась на диванную подушку, разведя ноги сильней, а потом, поняв, что Книга, порыкивая, пытается подцепить клыками влажную ткань, поспешно стянула белье и отбросила его в сторону. Книга довольно заурчала, принявшись вылизывать Гермиону особенно тщательно, настолько, что той пришлось прикусить костяшки, чтобы не застонать. Язык дразнил клитор, разводя нежные складки, и Гермиона представила, что, открыв глаза, увидит между своих ног огненно-рыжую девушку. От одной этой мысли ее едва не накрыл оргазм, и она уже было выгнулась в предчувствии его, как изумленный голос Джинни, раздавшийся от входной двери, сбил весь настрой:

— Ну нифига ж себе вернулась я пораньше!

Гермиона взвилась на месте, поспешно, но явно слишком запоздало одергивая клетчатую юбку и пытаясь не усесться на недовольно ворчавшую Книгу. Как теперь открыть глаза, Гермиона представляла плохо. Ведь мало того, что Джинни вообще застала эту чудовищную сцену, так еще и могла от двери видеть все, что происходит у подруги между ног. Книга звонко шлепнулась на пол и, ворча, скрылась под столом.

Гермиона напряженно застыла, сидя на диване очень прямо и не открывая глаз. Проклятое дыхание так и не желало выравниваться и, сосредоточившись на нем, она не услышала шагов. Джинни села рядом с ней, очень близко, прижавшись бедром к бедру и, ухватившись пальцами за подбородок, заставила Гермиону повернуться к себе лицом.

— Ты перещеголяла всех оторв моей команды, — прошептала Джинни прямо в сомкнутые губы. — Я никогда так быстро не возбуждалась.

— Джинни...

— Тс-с-с... Ты всегда такая напряженная. Такая стеснительная. Тебе ведь понравилось вчера? Я заметила, да. И мне понравилось. Мне ни с кем так не хотелось целоваться всю ночь, как с тобой.

Гермиона смогла только застонать в ответ, когда Джинни ее поцеловала — влажно и медленно — с языком.

— И, кстати, я точно могу лучше Книги.

Гермиона, все еще напряженная и зажатая, медленно развела ноги, поддаваясь на упрямое вторжение ладони Джинни себе под юбку. В голове не было ни одной мысли. Ни одного варианта реакции на все происходящее. Но Джинни и не требовала от нее ничего. Разве что расслабиться. От уверенного проникновения тонкого пальца Гермиона вскрикнула и отстранилась.

— Извини, я не подумала, что ты еще девушка, — Джинни виновато поцеловала ее в губы, затем в шею; забравшись рукой под блузку, расстегнула бюстгальтер, прихватила пальцами напряженные соски и уверенно завалила на диван. — Сравнивай.

Гермиона шумно вдохнула и все-таки открыла глаза. Между ее ног виднелась лохматая рыжая макушка, а от ощущений перехватывало дыхание. Никакие пальцы не могли бы сравниваться с языком и губами. Щеки горели от пошлых влажных звуков, и хотелось сразу всего: ощущать, как Джинни посасывает ее клитор, чуть-чуть, едва заметно, прихватывает зубами, поглаживает кончиком языка самую чувствительную точку; целовать ее жарко, ощущать горячее тренированное тело — огненное, гибкое, в своих объятьях, прикоснуться, наконец к упругой маленькой груди. Гермиона задрожала, подалась навстречу и судорожно привстала, мышцы живота сокращались от оргазменных спазмов, от которых было хорошо до слез.

Джинни подняла голову, улыбнулась влажными губами и тут же встревожено спросила:

— Ты что, плачешь?

— Да, — всхлипнула Гермиона, улыбаясь. — От ужаса. Нет, конечно. Это просто... реакция... слишком хорошо.

Джинни довольно фыркнула, заползая на Гермиону:

— Кто тебя знает. И куда ты полезла?

Гермиона уверенно расстегивала спортивные штаны на Джинни:

— Ну не изданию же, переработанному и дополненному, тебя оставлять.