Лес вокруг королевы Гвиневры будто живой: он пропитан светом, уютной силой и ласковым теплом. Его дыхание ветром играет с платьем Гвиневры, нежно гладит по плечам и легко целует в висок. Гвиневре хочется взлететь в небеса вместе с ветром, искупаться в пьянящем солнечном свете, заглянуть в глаза облаков. «Наверное, это и есть счастье», — думает она за миг до того, как весь мир закрывает алая стена огня.

Гвиневра резко проснулась, задыхаясь. Некоторое время лежала, прислушиваясь к неровному дыханию Морганы, спящей рядом, и убеждая себя, что всё это сон. Просто сон. Кошмарный, подлый, как удар в спину, сон. Огонь, который год назад спас Гвиневру, вытащил из ледяной башни страха, отогрел и вдохнул новую жизнь, предал её в этом сне, разрушив счастливую беззаботность, уничтожив весь мир вокруг, превратив саму её в пыль. В темноте комнаты грань между реальностью и видениями стёрлась настолько, что Гвиневре никак не удавалось убедить себя в том, что это был сон, что она не стала пеплом на ветру, что она всё ещё жива, а Моргана — всё ещё рядом. Лунный луч, кравшийся по подоконнику, неожиданно замер, скривившись в кровожадной ухмылке. Моргана застонала и забормотала что-то неясное, на чужом языке. Гвиневре казалось, что из темноты в углу на неё снова смотрят медведи, безмолвно вопрошая, как она посмела предать их короля.
Сквозь облака пробился ещё один лунный луч. Потом ещё. И ещё. А потом и сама кроваво-красная луна заглянула в окно их спальни, окрасив алым дракона, спящего рядом с Гвиневрой.

— Гвен! Гвен! — обеспокоенная Моргана склонилась над любимой. — Проснись же, проснись, птичка!
Гвиневра резко села на кровати, на этот раз просыпаясь по-настоящему.
— Моргана? — Она растерянно обвела взглядом комнату: в предрассветных сумерках контуры предметов были такими же зыбкими, будто пепельными, готовыми разлететься от легчайшего дуновения ветерка, как во сне, но луна за окном была маленькой, голубоватой, и никакого дракона не было и в помине.
— Тебе приснился плохой сон, птичка, — по-доброму усмехнулась та. — Перед рассветом, когда мир замирает на грани, решая, просыпаться ему или нет, разное может привидеться. Не верь предрассветным марам, любимая. Это ночь пытается удержать тебя, не отпустить к новому дню.
Моргана обняла Гвиневру и медленно запела бретонскую колыбельную, которую в глубоком детстве слышала от кормилицы. В ней пелось о свете, солнце и счастье, которые обязательно придут после ночной тишины. Для всех живых. И для всех ушедших. Завораживающая мелодичность голоса Морганы по обыкновению успокоила Гвиневру, и та спокойно заснула.
А Моргана до самого восхода лежала с открытыми глазами и думала, что взятый взаймы счастливый год подошёл к концу.

***
— Ты хотя бы представляешь, о чем просишь? — голосом Морганы можно было резать не только шёлк, но и сам воздух. Гвиневра резко остановилась, так и не отдёрнув штору, закрывавшую второй вход в тронный зал. Раз в неделю Моргана обязательно принимала просителей из соседних деревень, давала советы, вершила суд, а Гвиневра сидела рядом, безмолвно поддерживая. Жизнь тёмной чародейки была не такой уж и мистической, как можно было бы подумать. Незаконная, но признанная дочь Утера Пендрагона, кроме замка, унаследовала и несколько деревень на границе леса, права на которые даже Артур не осмелился оспаривать. А может, понадеялся, что жители сами сбегут из-под гнёта ведьмы. Те, однако, не торопились переезжать с насиженных мест. Ведьма-то оказалась справедливой, разумной и честной правительницей: неповиновения она не терпела, но и помогать своим подданным не забывала. Поэтому жители не только не разбегались, но и перевозили родню из менее благополучных мест.
Моргана лишь усмехалась в ответ на доклады Мелеаганта и ворчала, что теперь ещё больше глупцов будут таскаться с непроходимо тупыми вопросами да отвлекать от чародейства. Но Гвиневра уже научилась замечать самодовольные искорки в глазах любимой и знала, что той нравится заниматься своим маленьким государством. Всё же в Моргане текла настоящая королевская кровь.

Но сейчас Моргана говорила явно не с очередным деревенским.
— Чем это ваш супруг так разозлил нашу прекрасную правительницу? — раздался вкрадчивый голос над плечом Гвиневры.
— Он давно не мой супруг, лорд Мелеагант, — с достоинством ответила Гвиневра. Она надеялась, что хотя бы сейчас ей удалось не вздрогнуть и скрыть испуг, вызванный внезапным появлением Ворона.
— Но он всё так же виртуозно злит леди Моргану, — ответил тот с кривой самодовольной ухмылкой, заметив смятение королевы. — Да и сегодня он действительно просит невозможного.
— И что же он хочет?
— Как, вы не знаете? — притворно изумился Мелеагант. — Неужели леди Моргана не рассказала вам о просьбе нашего короля?
— Когда бы она успела?
— Да хотя бы после прошлого его визита.— Мелеагант буквально впился глазами в лицо Гвиневры, выискивая... что? Обиду? Разочарование? Удивление? Будто точно знал, что Моргана не упомянула ни об одном из прошлых приездов Артура, и надеялся бросить тень раздора на слишком уж ладные отношения между Морганой и Гвиневрой.
Это и правда было обидно. Но Гвиневра верила Моргане безоговорочно и всей душой. Если не говорила, значит, так должно быть. Артур приезжал не увидеться с бывшей женой, а по каким-то своим делам, так что...
Но перед глазами почему-то встала алая стена, а в ушах заревел огонь.

— Наверняка эта чудесная идея пришла в голову твоему мудрейшему советнику, брат мой, — донесся из тронного зала голос Морганы. — А он не догадался предупредить тебя о последствиях?
— Я осознаю, о чём прошу, — упрямо ответил Артур. Гвиневра замерла, слушая такой знакомый и такой далёкий голос: в нём была горькая решимость, такая же, как в тот день во дворе замка, когда он отпустил свою жену на свободу.
— Что ты можешь осознавать, мальчик? — Моргана расхохоталась, уверенно и ехидно, но Гвиневра услышала в этом смехе боль и печаль. И обречённость. — Уходи, Артур. Я не стану выпускать дракона.
— Но саксы, Моргана! Они на пороге королевства! Это не только моя война! Если Камелот падёт, саксы придут и в твои владения. И одна ты не выстоишь. Как и я... — Артур, видимо, повторял этот аргумент по кругу уже не первый раз. Других у него попросту не было.
— Ваша армия сильна и доблестна, ваше величество, — снисходительно ответила Моргана. — Вы справитесь с саксонской угрозой.
— Армия устала и истощена, — бесцветным голосом сказал Артур. Своё войско он любил намного больше, чем жену. — Неужели ты считаешь, что я бы пришёл сюда, если бы мог справиться своими силами, Моргана? Однажды я уже приходил к тебе по доброй воле, ты знаешь, чем это закончилось. — Гвиневра будто воочию увидела взгляды, которыми обменялись брат и сестра в тронном зале. Пустыми взглядами, в которых только они сами могли разглядеть то, что их разделяло и объединяло одновременно. — Сейчас я снова перед тобой. Я прошу тебя помочь. Мерлин — могущественный волшебник, ему подвластны стихии и духи, но даже он не может ничего сделать с саксами. Их слишком много, и они идут под знаменами своих богов, которые питаются силой их ярости и кровью их врагов. Мерлин слабее богов.
— А я — нет? — бросила Моргана. В её голосе мелькнула заинтересованность.
— Ты говоришь с ними. И ходишь их дорогами. Ты можешь разбудить дракона.
— Я хожу дорогами, с которых боги уже давно ушли. Заброшенными тропами через окраину леса, Артур. Мне не пройти дальше. Но даже если бы я могла... Я бы никогда не позвала того, кто живёт в самой чаще.
— Но...
— Уходи, брат. Прошу, уходи. Ты не знаешь, о чём просишь. И передай своему мудрейшему советнику, что он окончательно сошёл с ума.

***
Несмотря на то, что Гвиневра спала в одной постели с Морганой, своя комната у неё всё же была. Однажды утром Моргана взяла свою королеву за руку и отвела на вершину восточной башни.
— Здесь лучшие рассветы в королевстве, — сказала она. — С ними тебе всегда будет тепло.
И не обманула. Четыре окна комнаты выходили на каждую сторону света, и солнце в ней светило целый день. Это было царство ветра и света, куда имели право входить только Моргана и Гвиневра. А ещё здесь стояла прекраснейшая из виденных Гвиневрой арфа: из светлого дерева, невесомая и изящная, сладкоголосая певунья. Первый раз коснуться её струн — будто первый раз глотнуть свежего воздуха после долгих лет заключения.
— Говорят, её струны сделал Винтий, заморозив дуновение северного ветра, раскалив поцелуй южного, осушив дыхание западного и смочив водой прикосновение восточного. С тех пор она знает все песни на свете. Вот только сыграть на ней может лишь тот, кто свободен, как ветер, — рассказывала Моргана. Гвиневра смеялась, веря и не веря в сказки своей любимой. Но каждый вечер бегом взбиралась по спиральной лестнице в восточную башню, чтобы послушать, как ветер играет струнами арфы.
Сегодня она поднялась сюда в глубокой задумчивости. Слова Артура о саксонской напасти раздирали душу. Гвиневра долго вглядывалась в горизонт на севере, ей хотелось увидеть, что происходит там, далеко, где армия короля сражается с варварами, пришедшими опустошить её страну.
— Война далеко. Отсюда не разглядеть. — Моргана замерла в дверях, полуприкрыв веки и облокотившись на косяк: было видно, что и для неё этот день был нелёгким.
— Но однажды она окажется близко, — ответила Гвиневра, не оборачиваясь. — И что тогда?
Порыв северного ветра подхватил её слова, ударил о струны арфы, вырывая неладный, надрывный стон.
— Тогда мы будем обороняться, — просто ответила Моргана.
— И у нас хватит сил?
— Мы же вместе, птичка, — улыбнулась Моргана.
— Мор...
Несколько минут они не произносили ни слова, продолжая безмолвный диалог взглядами. Наконец Гвиневра тихо сказала:
— Во сне дракон сжёг всё, что было привычного в моей жизни. Я сама сгорела. Это было так ярко. Так больно. Кожа вспыхнула соломой, кровь вскипела не хуже супа в котле, а кости, оказывается, тоже могут болеть.
Моргана сжала её ладонь, разделяя боль и страх.
— Поэтому я и не должна его звать, Гвен. Не должна.
— Но если больше ничем не помочь?.. Разве люди в королевстве Артура заслужили смерть?
— Это не нам решать. На всё воля богов.
— Разве ты, чародейка, которой известны их пути, не можешь...
— Птичка-а-а, — укоризненно протянула Моргана, — и ты туда же. Вы слишком много слушали Мерлина, который боится меня, ибо не понимает женской магии и ничего не знает о моих силах! Но я, увы, не всесильна.
— Ты сумела растопить холод в сердце, которое уже почти стало ледяной глыбой. Разве это — не чудо?
— Это любовь, птичка. В ней нет ничего чудесного.
— Ошибаешься. Она и есть настоящее чудо. Единственное возможное чудо в этом мире.
— Идеалистка ты, птичка, — Моргана засмеялась и коснулась кончиками пальцев щеки Гвиневры. — Но ты права: любовь — это чудо, которое исцелило и меня, и тебя. И, кажется, пришло время заплатить за неё...
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего, — покачала головой Моргана, а потом вдруг попросила: — Сыграй мне, птичка.
— На чём? — изумилась Гвиневра. — На этой арфе?.. Но ты же сама говорила, что только тот, кто свободен, как ветер, может играть на ней.
— А ты разве не свободна? — прищурилась Моргана.
Гвиневра хотела было отшутиться, возразить, но что-то во взгляде Морганы заставило её молча подойти к арфе и нерешительно тронуть струны. Когда-то давно её учили играть на разных инструментах. Но юная Гвиневра больше всего любила арфу. И вот теперь, едва коснувшись струн, она снова испытала полузабытый детский восторг, наполнивший всё её существо. Музыка колыбельной полилась из-под её пальцев. Колыбельной, которую она никогда не знала. Колыбельной, которую она знала всегда. Потому что невозможно её не знать.
Это песня, которую каждый вечер поёт заходящее солнце.
— Спой мне, птичка, — тихо прошептала Моргана. — Унеси меня на своих крыльях.
С востока идёт ночь, тёмная, тёплая. На западе поёт закат, алый, огненный. На юге шумит лес, сильный, ласковый. А на севере живёт смерть...

***
Война идёт-спешит по северным деревням. Пришла — откуда не ждали. Саксы обогнули остров и высадились далеко от мест, где их ждала армия короля Артура. Деревни, замки, городки — всё, что встречалось по дороге, безжалостные варвары сминали, топтали, жгли огнём. Вспарывали животы, вырывали сердца, отрывали головы, кровью заливая свой путь. Приносили в жертву своим диким богам плоть и кровь человеческую.
Вот падает селянин, пронзённый серебристым мечом. По его голове проходится тяжёлый сапог, от чего та лопается, будто спелый арбуз, оставляя на чужой подошве серо-алое месиво.
Вот горит, будто чучело в конце зимы, воин, защищавший стену замка. Плавится кольчуга, вгрызаясь в кожу, обращая в пепел, сплетаясь в единое целое с живой плотью.
Головы, насаженные на копья, — тут. Вороньё, глодающее чьи-то кости, — там. Пожарище опустевшее — здесь. Смерть — везде.

***
Гвиневра плачет, уткнувшись лбом в грудь Морганы. Арфа давно замолчала. Ночная тишина, живая и подвижная, обволакивает замок шорохами, уханьем сов, писком мышей да перекличкой караульных.
Всё спокойно в королевстве Морганы. Надолго ли?

***
Назавтра Мелеагант и Моргана почти целый день провели в комнате совещаний, выслушивая гонцов, прискакавших из дальних земель, где воевала Артурова армия. Одни гонцы приезжали, другие — уезжали. Весь замок бурлил, все чувствовали, что что-то готовится, но что — пока не знали.
Гвиневра сидела рядом с Морганой и отрешённо слушала отчёты гонцов. Перед глазами у неё всё ещё стояли картины из вчерашних видений.

***
— Ты уезжаешь? — спросила она у Морганы вечером. Хотя спрашивать тут было не о чем.
— Сама же сказала, что я должна что-то делать, — вяло усмехнулась Моргана. Гвиневра промолчала, зная, что на самом деле скрывается за этими словами.
— Ты дашь Артуру дракона?
Моргана посмотрела на Гвиневру странным взглядом, растерянным, испуганным, будто была не величайшей волшебницей Камелота, а маленьким птенцом, выпавшим из гнезда.
— Если понадобится — дам, — ответила она, беря себя в руки. — Но пока я начну с Ворона.
Гвиневра печально улыбнулась в ответ.
— Сыграй мне, птичка? Обещаю, сегодня всё будет иначе.
— Ты же знаешь, я не могу отказать тебе, — сказала Гвиневра. — Посмотрим, куда теперь унесёт нас ветер.
Она коснулась струн арфы, и тонкая нить печальной песни протянулась в воздухе. Ветер принёс легенду с западных берегов. Легенду о двоих людях, которые любили друг друга, но одному из них пришлось уйти далеко-далеко, в земли богов. Туда, куда не добраться гонцам, куда не долететь птицам. Но даже там, на войне, все помыслы его были о той, что осталась ждать дома. И чтобы защитить её от тьмы и отчаяния, он дал ей оберег: тонкий браслет, сплетенный из листьев остролиста — древнее средство от тёмных чар.

Пока я был далеко, на войне святой,
но бессмысленной,
Берег ее Остролист от любого зла...

А что же она? Она тоже берегла его: своей любовью и чистым сердцем она защищала его от смерти в землях богов. И когда заблудился он и потерял всякую надежду выбраться, впереди засветилась изумрудами дорожка из листов остролиста, которая привела его прямо к её дому.

Последние ноты стихли, и Гвиневра почувствовала, как на правом запястье её сама собой возникла плетёная косичка остролиста.
— Он защитит тебя, пока меня нет рядом, — сказала Моргана. — Его сила древнее, чем всё, что известно Мерлину. Он чист и светел, как и ты, птичка. Он — это сама жизнь.
— А кто защитит тебя?
— Ты плохо слушала то, что пела, птичка! Ты и защитишь. Обязательно.

***
Мелеагант с отрядом ускакали перед самым восходом: им предстояло собрать войско Морганы на дальнем краю леса, а оттуда уже отправиться на помощь Артуру, на север. Сама Моргана до рассвета ещё ушла в лес, пополнять запасы трав, слушать ветер и, как считали служанки, колдовать.
Вернувшись, она тут же приказала седлать коня, чтобы незамедлительно отправиться к своим воинам.
На прощание Моргана тихо прошептала Гвиневре на ухо:
— Захочешь меня увидеть — просто сыграй мне, птичка, — и растворилась в рассветном мареве.
На востоке взошло алое огненное солнце.

***
Говорили, фея Моргана и впрямь вызвала для короля Артура дракона. Чёрное трёхглавое чудище неслось впереди Артуровой армии, уничтожая всех и вся на своём пути, сея хаос и смерть в рядах саксонских воинов, одним взмахом хвоста сметая с лица земли целые полчища.
Одна глава его была белой, другая — алой, а третья — чернее ночи. И был тот дракон рождён из изначального пламени.
Каждый очевидец сражений между армиями короля Артура и саксонских лордов, готов был жизнью поклясться, что видел того дракона собственными глазами. И с каждым пересказом всё больше становился дракон, всё страшнее.
И как водится, ложью всё это было лишь от части.
Фея Моргана действительно разбудила дракона: дав Артуру свою армию и двоих опытных полководцев, она создала опасную военную машину. Артур, она сама и Мелеагант сражались, не помня себя, каждому было, что защищать: Артуру — народ, Мелеаганту — земли и богатство, а Моргане — любовь. Их сила и отвага вели армию вперёд, вдохновляя воинов не хуже, чем чародейство Мерлина. Сам великий маг в битвах не участвовал: истощённый прошлой кампанией, он прятался в хрустальном гроте, боясь то ли Морганы, то ли того, кого она могла разбудить
Саксы привыкли брать силой и яростью, но натолкнувшись на ярость ещё большую, чем их собственная, отхлынули обратно, к северному берегу. Армия короля преследовала их, стремясь опрокинуть захватчиков в море и раз и навсегда отвадить от благословенного королевства бретонского.
Немало было одержано побед, и Моргана уже понадеялась, что цена за покой и любовь не так высока, как она думала. Но судьба редко оказывалась благосклонна к той, что постоянно с ней спорила.
Артурова глупость и самонадеянность едва не стоили ему жизни: саксонская отравленная стрела прошила юного короля, пронеслась прямо над его сердцем и вышла под лопаткой. Кровь тонкой струйкой потекла по блестящей кольчуге, Артур побледнел и стал падать из седла прямо в месиво из отрубленных саксонских голов.

***
— Король отдыхает. Приказано не беспокоить. — Такой однообразный ответ получали от доверенных воинов Морганы, дежуривших возле королевского шатра, все, кто пытался пробиться к раненному Артуру.
Моргана не спала уже три дня, неотступно хлопоча у ложа брата. Извлекала стрелу, заговаривала рану, меняла лечебные повязки. Ругала на чём свет стоит идиота-братца. Бесшумно выла, когда ничего не помогало и яд начинал проникать в кровь. Молилась всем своим полузабытым богам в надежде, что хоть кто-то услышит.
Артур, например, не слышал. Он ушёл уже очень далеко по дороге богов. Возможно, безвозвратно.
— Саксы возвращаются, моя госпожа, — доложил Мелеагант. — Ходят слухи, что король мёртв, солдаты совсем пали духом. Мы с Корнуэллом делаем всё, что в наших силах, но...
— Знаю, — отмахнулась Моргана. — Им нужен король. Делаю, что могу.
— Боюсь, этого может оказаться недостаточно.

***
Прошло несколько дней. Король по-прежнему не просыпался. Моргана смогла вывести яд, остановить кровь и залатать рану, но Артур ушёл очень далеко. Не так просто было позвать его назад.
Моргана собиралась с силами, чтобы снова пройти по кругу фей.
Но судьба ехидно ухмыльнулась, и гонцы принесли вести о большой армии саксов, которая быстро приближалась к лагерю Артурового войска.
— Их так просто не отбросить, моя госпожа, — сказал Мелеагант. — Чересчур много. А наши воины слишком устали и вымотаны.
— Сколько? — глухо спросила Моргана, размышляя.
— Примерно в пять раз больше, чем нас.
Она кивнула. Что ж. Она обещала Гвиневре, что поможет их стране. Настал час платить по счетам.
— Поклянись всем, что есть святого для тебя, старый ворон.
— Что?
— Клянись, Мелеагант!
— Клянусь своей честью и именем, леди Моргана...
— ...что во что бы то ни стало...
— ...буду защищать и заботиться...
— ...о короле Артуре и его законном наследнике, герцоге Корнуэлла...
— ...герцоге Корнуэлла. Но зачем это, моя госпожа?
— За тем, — отрезала Моргана. — А теперь оставь меня.
Мелеагант хорошо знал, когда надо повиноваться беспрекословно. Он вежливо поклонился и вышел из шатра. Что бы там ни затевалось — ему оно было не по силам и не по уму.
Оставшись одна, Моргана опустилась на ковер рядом с ложем Артура.
— Ну что, братец, пришла пора нам рассчитаться. Я многое тебе задолжала. Я забрала у тебя невинность. Я расколола твоё королевство. Я даже любовь у тебя увела. Теперь — время возвращать долги. Мерлин был прав, говоря тебе, что только я во всём королевстве могу разбудить дракона. О, лишь этот хитрец мог докопаться до истины! Наверняка прятался где-нибудь под деревьями полночью майской...
— Но знаешь, брат мой, благодаря тебе у меня есть, кого защищать. И ради неё я пойду на всё. Даже на безумие.
Она сжала руку в кулак.
— Радуйся, Мерлин! Твоя взяла. Нет больше феи Морганы, есть только...
...Огненно-красный дракон распахнул крылья за королевским шатром и с гортанным криком взвился в небеса.

***
Огонь жадно лизал плечи королевы Гвиневры, шершаво проходился по запястьям, прикусывал пальцы. Его нежные прикосновения приносили адскую боль, обнажая мышцы, выдирая из мяса дух.
Невозможно было вырваться из огненной клетки: как когда-то давно во власти ледяного страха, теперь Гвиневра оцепенело подчинялась кровавым ласкам пламени. Она знала: вырываться некуда. Там, за пределами огненной клетки, — остался только пепел. И больше ничего.
От пепла лёгкие разрывало на мелкие кусочки, будто сотня угольков впивались прямо в грудь и не давали дышать. Да и было ли чем?
Неожиданно огненная стена расступилась, и рядом с Гвиневрой бессильно упала измученная волчица с закоптившейся серебристой шерстью и подернутыми пеленой зелёными глазами.
— Помоги мне, птичка.
Огонь яростно взревел и накрыл их обеих безжалостным дождём искр.

***
Гвиневра просыпается, судорожно хватая ртом свежий утренний воздух. Сон всё ещё властвует над ней безраздельно: утро проигрывает схватку предрассветным марам. Но вот будто чья-то ладонь касается её запястья, и успокаивающее тепло разливается по телу, парализованному болью и страхом. Браслет из остролиста слегка светится, как глаза волчицы из сна, глаза любимой.
— Моргана... — тихо шепчет Гвиневра. — Где же ты?
Вот уже много недель каждый день Гвиневра поднимается на башню и касается струн арфы. Но та молчит. Ветер ушёл, Гвиневра больше не свободна, её крылья подрезаны.
Гонцы приносят вести с полей битв, рассказывают легенды об ужасном драконе, поют про победы армии короля.
Гвиневра ждёт и верит, что скоро Моргана вернётся.
«Идеалистка ты, птичка», — с насмешкой звучит в её голове.
Теперь становится совершенно ясно: пришёл её черёд помочь Моргане, защитить её на войне и в землях богов.
Гвиневра бежит к воротам замка и распахивает калитку, едва измождённый гонец поднимает руку, чтобы постучать:
— Беда... король... ранен... дракон... — Он из последних сил подаёт Гвиневре свиток с письмом.
«Моя королева, — пишет Мелеагант, — бегите. Король при смерти. Фея Моргана бесследно исчезла. Саксонской угрозы больше не существует, но пришла другая, ещё более страшная. Ужасный дракон беснуется над северными землями. Сначала он испепелил армию саксов, угрожавшую нам, а потом принялся и за нас самих. Не знаю, успеет ли гонец предупредить вас. Знайте, моя любовь к вам была искренней. Простите. Ваш вечный слуга, лорд Мелеагант».
Гонец рассказал, что загнал трёх лошадей по пути сюда, боясь, что дракон настигнет его. Но тот, очевидно, удовольствовался армией и пока не стал далеко улетать от места, где появился впервые.
— Он возник из ниоткуда, моя леди! Среди ночи взмахнул своими огненными крылищами и ка-а-ак полыхнёт! От саксов только и осталось, что пепел да плавленный металл. А дракон-то не унимается! Мы сначала думали, что он нас-то трогать не будет, всё-таки король у нас не абы кто, а Пендрагон! Но где там! Полетел прямо в сторону королевского шатра! Лорд Мелеагант, даром что с королём на ножах, а кинулся первым, короля болящего вытащил прямо из-под огня драконьего! Чудище как завоет, как закричит, душа в пятки ушла! А потом возьми — да и исчезни в тучах.
— И что же дальше?.. — рассеянно спросила Гвиневра, глядя на письмо и теребя браслет из остролиста.
— Да ничего. Кружит он в тучах. Взял нашу армию в окружение, никого и не выпускает! Чуть кто в сторону — вылетит из туч, полыхнёт огнём! Я дорогой подземной выбрался, повезло, что местные проводники были, показали тропку, дракону невидимую.
— Благодарю за вести, Питер. Отдохни с дороги, — улыбнулась королева и, оставив гонца на попечении челяди, направилась к лестнице в свою башню.

***
— Мне надо её увидеть! Сейчас же! — закричала она арфе. Но та осталась безмолвна.
— Ветер и вы, забытые боги! — отчаянно воскликнула Гвиневра. — Вы, кто обитает в этом святилище испокон веков, вы, в чьих снах живёт этот мир, услышьте меня! Неужели этого вы желали? Уничтожить единственную, кто мог ходить по вашим дорогам, единственную, кто помнил о вас?! Вы хотите, чтобы вас совсем позабыли? Что ж, мы вас забудем. Пусть я — всего лишь маленькая девочка, которой была уготована судьба стать королевой без власти и без прав, но я справилась с судьбой. Я обрела свой свет и свой путь. И теперь я — свободна идти своей дорогой наравне с вашими! Позвольте мне пройти вперёд, услышьте во имя единственного чуда этого мира... — Ветер и арфа безмолствовали. — Прошу... Мне надо ей помочь... — Она опустилась на колени, вложив в эту тихую просьбу всю себя, весь свет, который был в её душе.
Арфа откликнулась звонкой трелью. И перед королевой Гвиневрой открылась дорога фей.

***
Над полем битвы сгустились тучи. Однако ни капли дождя не упало на выжженную драконом степь. Там и тут тлели человеческие останки, торчали оплавленные топоры и молоты. Предгрозовую тишину ничто не нарушало.
Гвиневра шла вперёд, не обращая внимания на засыпанное пеплом поле брани вокруг.
Ни на крики воинов с соседнего холма, призывавших её спрятаться.
Она шла вперёд в ослепительно белом платье, с распущенными соломенными волосами, а на запястье её сиял изумрудным светом браслет из остролиста.
— Я знаю, ты здесь, любимая. Я пришла провести тебя сквозь земли богов.
Огненный дракон с яростным криком вырвался из-за покрывала туч.
Крики солдат стихли, доблестные воины предпочли спрятаться при виде чудовища.
Остались лишь огромный дракон и хрупкая девушка.
Они летели навстречу друг другу: она доверчиво и уверенно, а он — преисполненный огненной яростью.
— Ты согрела меня огнём. Я тебя от огня спасу. Потому что нет чуда большего, чем любовь, — прошептала Гвиневра, глядя на то, как дракон раскрывает пасть, готовясь извергнуть пламя.
«Какая же ты идеалистка, птичка».
Алая стена огня накрыла на миг девушку и дракона, а потом исчезла вместе с ними.
А из туч тихо и незаметно пошёл наконец дождь.

***
Ветер наигрывал на арфе тихую мелодию, похожую на стук летнего дождя по тонкой крыше. Гвиневра сидела на полу, гладя волосы Морганы, лежавшей у неё на коленях.
— Помнишь сказку про змея и девушку, что я однажды рассказывала? — спросила Моргана. — Она про меня. Я обманула дракона, подчинила, получила все его знания, всю его силу, прошла вместе с ним тропами фей. Только вот каждый, кто побеждает дракона хитростью или силой, сам им становится. И, однажды выпустив на свободу змея, никогда уже не сможет стать человеком.
— Ерунда! — рассмеялась Гвиневра. — Если верить в чудо, то возможно всё, любовь моя.
— Ты такая идеалистка, птичка, — Моргана закашлялась. — Но именно такие, как ты, в итоге и оказываются правы.
Гвиневра снова засмеялась и взъерошила волосы Морганы.
— А как... Как Артур? — спросила она, поколебавшись.
— Пока феи Морганы не было в этом мире, она прогулялась в земли богов и вытащила своего непутевого братца за шиворот! Нечего шляться где попало, когда тут королевство в опасности! — Она подмигнула Гвиневре и продолжила: — Выкарабкается он. Раны затянулись, дух в целости и сохранности возвращён в тело. Саксы не скоро отойдут от этого поражения, ведь их основная армия обратилась в пепел. Так что нас ждёт покой и процветание.
— Надолго ли?
— На столько, на сколько мы сумеем удержать.
И они покрепче обняли друг друга, надеясь, что смогут удержать своё счастье до самого счастливого конца.