Примечание: тем, кто не знаком с нашим каноном, но решится читать, рекомендуем ходить по ссылкам-именам персонажей: там вы найдете картинку с каждым конкретным героем. Мы не претендуем на авторство двух использованных артов, только ссылаемся на них (остальные картинки – из официальных канонических источников). Спойлеры-примечания, напротив, рекомендуем читать после ознакомления с текстом драббла. Спасибо!

- Денёв! - орёт Хелен с земли, пытаясь перекричать рёв раненого "пробудившегося" и крики соратниц. - Ты ведь защитного типа?
- Это не может подождать? - морщится Денёв, бодро прыгая между охотящимися на неё щупальцами. По её вискам струится пот. - Если ты уже прирастила ногу, топай сюда. И захвати мою тоже!
- Тут вот какая штука, - Хелен, все еще сидя на земле, скидывает башмак и шевелит пальцами только что приращенной ноги. Не забывая, конечно, отбиваться от чужеродных отростков, метящих ей в шею и голову. - Сдаётся мне, я их перепутала.
- Это что, шутка? - Денёв, безуспешно пытающаяся пробиться к средоточию силы "пробудившегося", используя собственный меч как костыль, замирает и недоверчиво смотрит вниз - сначала на Хелен, потом на собственное бедро, заканчивающееся ровным, всё ещё кровоточащим срезом. - Ты обалдела вконец?
- Сзади! - кричит Хелен, и Денёв едва уворачивается. Не очень удачно: петли чужих щупалец, на которых она стояла, вздрагивают, и Денёв валится на землю.
- Да не, я просто подумала, раз ты защитного, тебе будет проще отрастить новую ногу, чем брать мою, - подмигивает ей Хелен, вскакивая с земли и кидаясь в бой. - Ой, черт, Денёв... Хреновая у тебя лапа какая-то!
- Хелен, ты монстр, - стонет Денёв, внимательно разглядывая валяющуюся рядом конечность. - Моя нога была не хреновая, она была просто левая... А твоя - правая!
- Хрен с ними, с этими хреновыми ногами, - орёт Хелен, подняв меч. - Давай уже, отращивай все, что надо, и замочим наконец эту гадину!
Глядя, как она кривовато семенит к "пробудившемуся", Денёв вздыхает и качает головой, не забывая, однако, активировать восстановительную способность йома.
- Если не помрём - не забудь все вернуть, как было, - говорит она в спину Хелен.
Хелен хохочет.

Потом-то она убедила себя, что это был "хитрый ход", и немного примирилась с потерей.
Действительно, чего уж хитрее: оставить руку на поле боя, свидетели которому - одни мертвецы, чтобы пришедшие забрать их посчитали Илену мертвой. Не то что мертвой - съеденной.
Мало ли что придет в однорогую башку сумасшедшей и сильной "пробудившейся" вроде этой проклятой Присциллы. Куда-то же делась голова Первого Номера, Терезы. Забрала голову - могла забрать и все остальное. Могла и ее, Илену, утащить.
Но все это она придумала потом.
Сначала-то она оттуда просто драпала. Сперва, как только пришла в сознание и поняла, что жива - ползком, как червяк, с трудом подтягивая к себе ноги и стиснув зубы, чтобы не кричать. После, когда почувствовала, что располосованные грудь и живот почти зажили - на карачках. "На трех костях".
Позабыв честь и достоинство. Позабыв гордость воина и волю к сражению. Позабыв собственную левую руку. Намертво зажав в правом кулаке рукоять клеймора, чиркающего длинным лезвием по камням, чудом, неосознанно прихватив самое главное, без чего не жила ни дня до этого и чем никогда больше не собиралась сражаться - никогда и ни с кем.
Проклятая Присцилла одним махом совершенных черных крыльев уничтожила все, к чему Илена стремилась и чем была, оставив лишь металлический привкус крови во рту, тягостное изумление, фантомную боль в отрубленной руке и страх - огромный и горький, как разлившаяся по выпотрошенным внутренностям желчь.
И память о том, как она вслепую брела с той горы, не попрощавшись с телами товарищей, ни на минуту не озаботившись тем, куда же девалась девчонка, пригретая Терезой, и что с ней вообще теперь будет, только бы дальше, только бы быстрее...
Обмирая от страха.

Когда в дверь стучат, копошение в комнате прекращается как по волшебству. Две дюжие бабы - Грета и Адель - испуганно замирают, косясь друг на друга. Рита поспешно спархивает с койки, и только Анжела, Номер Семнадцать, увлеченно продолжает заталкивать покрывало в чужой рот.
Рита бледнеет и толкает Анжелу так, что та зарывается носом в худой казенный матрац.
- Эй! - возмущенно орет Семнадцатая, распрямляясь и оглядываясь. Замечает лишнюю деталь в комнате. - Это еще что? Стучаться надо!
- В Штабе принято сначала входить, потом стучать, вы не знали? - звонко говорит пришелица.
Мирия выплевывает кляп, забитый, кажется, до самого пищевода. Делает резкое движение руками, стряхивая отвлекшихся сучек, и рывком садится. Тут же видит в дверях незнакомку в форме - невысокую, стриженную, с подвижным лицом и веселыми глазами.
Девушка смотрит на голые острые груди Мирии, торчащие из разодранной рубахи, и качает головой.
- А? - говорит Анжела, оседлавшая бедра Мирии. - Ты еще дергаешься! Держите ее!
- Дура, - шипит Рита, пятясь за койку. - Ослепла? Не видишь, здесь...
- Номер Шесть, Хильда, - представляется девушка. Делает шаг вперед - и рукоять меча будто сама ложится ей в ладонь. Острие упирается Рите в ямочку между ключицами. Одновременно с этим Шестая бьет Грету кулаком в живот. Грета таращит глаза, сгибается, и, неловко взмахнув руками, плюхается на задницу. - Я пришла за Мирией, Номером Семнадцать. Меня назначили ее тренером и командиром.
- Мирия - Номер Двадцать Шесть! - кричит Адель. - Номер Семнадцать - Анжела!
- Уже нет, - смеется Хильда, накручивая волосы Анжелы на руку и оттягивая ей голову назад. Смотрит поверх ее запрокинутой головы в глаза Мирии.
- Мирия быстро учится. Сегодня ее назначили Семнадцатой.
- Поединка не было! - обиженно говорит Грета. - Мирия слабачка! Она не может быть Семнадцатой! Ей не одолеть никого из нас!
- Всех вместе - пока нет, - улыбается Хильда. - А по одной - кто знает. Сможете проверить, когда мы вернемся с миссии. Если сами вернетесь, - уточняет она и аккуратно бьет Анжелу рукоятью меча в затылок.
Мирия спускает с койки голые ноги, подбирает штаны с пола и выходит. Трое провожают ее ненавидящими взглядами и одна - виноватым.
- Мне говорили, что у моей будущей подопечной проблемы в коллективе, но я не думала, что все настолько плохо, - говорит Хильда. - Иначе я бы поторопилась. Извини.
- Они до смерти напуганы, - Мирия прислоняется к стене и безуспешно пытается попасть ногой в штанину: только сейчас у нее начали дрожать руки. - Их впервые отправляют на Ненасытного. С воительницей из первой Пятерки, которую они почему-то боятся. Вот и сорвались на мне.
- Сможешь доказать, чего стоишь, когда вернемся, - Хильда отбирает у Мирии штаны и, как ребенку, сама растягивает штанины. - Хотя могла бы и сейчас. По-моему, ты сильнее всех их вместе взятых. И, если что, я помогу.
- Откуда такая забота? - хмурится Мирия. - Ты меня первый раз видишь.
- Ты теперь мой напарник, - Хильда пожимает плечами. - Я помню, каково приходится младшим номерам.
Никто из тех четверых со своей охоты не возвращается.

- Топит?
- Топит.
- Горе?
- Горе.
- В пиве. Топит горе в пиве, - уточняет Галк, глядя на Хелен, одной рукой обнимающую за шею Сида, а другой - Денёв. Хелен поет и раскачивается вправо-влево. Кружка, зажатая в ее руке, щедро орошает и стол, и Денёв крепким тёмным пивом. Денёв помалкивает, надираясь хмельным пойлом сосредоточенно, будто впрок. Сид, разгорячённый, растрёпанный, смеётся, изредка морщась, когда Хелен наваливается на его перебинтованное плечо.
Сид смотрит на Клэр.
- Значит, вы можете выбирать, напиваться вам или нет? - говорит он, прищурившись. - Ну, а ты? Пускаешь алкоголь в кровь?
- Я просто устойчивая, - Клэр прячет улыбку за краем бокала, и Сид белозубо усмехается, пожимая здоровым плечом: "Понял, отвалил".
- Деточка, не верь им, - громко пыхтит Хелен ему в шею, обдавая горячим дыханием и запахами женского тела, пива и жаркого с луком. - Просто тетя Хелен тут одна-одинёшенька знает толк в удовольствиях... Тетя Хелен любит поесть, выпить, а уж как она...
- Хелен, - обрывает ее Денёв, не поворачивая головы. - Мальчик же ясно сказал на площади, что у него не стоит на чудовищ.
Галк крякает, кто-то из солдат давится пивом, а серебряные глаза клеймор становятся привычно пустыми.
- Я не... О, чёрт, - беспомощно говорит Сид и вдруг краснеет - ярко, быстро, по-мальчишечьи.
Хелен смеется. Хелен наклоняется и по-отечески целует молодого стражника в лоб, оставляя на его коже мокрый пивной отпечаток губ.
- Ну, это он брякнул не подумавши, - утешительно говорит она, обращаясь сразу ко всем пирующим. - Очень уж ему та паучиха не понравилась, и правильно - она ж враг! А воину воин не откажет, особенно со спины и в темноте, так?
- Ага, - выдыхает Сид, и все смеются - смущённо и облегчённо.
- Только учти, что сзади могу оказаться я, - быстро шепчет Хелен ему в ухо и оборачивается к подруге. - Или Денёв.
Денёв закатывает глаза. Галк стучит кулаком по столу: "Ох, девчонки-девчонки..." Сид, вспотевший и виновато улыбающийся, находит глазами слегка напряжённое лицо Клэр и принимает решение сказать ей о Лаки. А чего, пусть порадуется, что ее мальчишка жив! Раз уж сегодня у всех, кто уцелел, такой... праздник!
Клэр опережает его своим вопросом буквально на секунду.

Прожаренный полуденным солнцем Рокуэльский Холм весь смердел кровью. Весь.
Каждый дюйм перепаханной земли вонял железом, страхом и смертью – не продохнуть. Склоны были усеяны мертвыми телами, брошенными мечами и аккуратными обрубками плоти; разложенные в правильном порядке, они составляли причудливый узор. По-своему красивый – для тех, кто ценит подобную эстетику.
Флора (бывший Номер Сорок в Организации, нынешний потенциальный труп) не ценила. Она скрутилась за последним из уцелевших валунов, спеша прирастить отрубленную вместе с ключицей руку, и пыталась дышать тише и реже. Низкий порядковый номер уберег её от полноценной схватки с "пробудившейся". Номер Один (тоже бывшая, но о замене им ещё никто не сообщил, зачем бы Черным производить сейчас лишние пересчеты?) даже не оглянулась на неё, прошла как нож сквозь масло, спеша к более интересным и сильным противникам.
Теперь эти более интересные сложились в детали узора, а Флора приращивала руку. Вроде бы даже свою.
У неё было ещё немного времени. Хистерия добивала Ксению, Ксения рычала и бросалась в бой снова и снова, вкладывая всю свою знаменитую силу в каждую атаку. Они "пробудились" обе, но Элегантная контролировала своё тело настолько, что позволяла себе биться в прежнем, человекоподобном облике – всё из-за того, что монстром оказалась ужасающе нескладным. Флора за валуном слушала лязг мечей, скрежет брони, болезненный обиженный вой, когда Ксения отлетала от очередного удара, и думала, что единственный шанс достать Хистерию и не умереть – это напасть неожиданно.
Использовать всю свою скорость на внезапность. Хистерия вогнала клеймор между глазниц Ксении и замерла на мгновение, любуясь своей работой. Больше такого шанса не представится. Сейчас.
Флора уже даже бояться не могла, у неё не осталось на это сил. Пусть за неё мертвые боятся.
- Надо же, - сказала Хистерия, выпрямляясь и изящно вытягивая меч Флоры из расколотого черепа. Поправила, откинула назад растрепавшуюся косичку у виска. Обернулась с удивленной улыбкой. – Ветер поднялся. Хорошо! А то такая жара стояла, дышать нечем...
И упала, наконец.

Клэр переодевается возле ручья: на прощание ехидно ухмыляющийся Рубель снабдил их с Джин двумя полными комплектами формы, ненавязчиво намекнув, что не сомневался в лояльности беглянок. Клэр тянула, не переодевалась в казенное до последнего, до тех пор, пока на горизонте не замаячил горный хребет Альфонсо.
Джин тоже до сих пор не сняла плащ, в который Клэр закутала ее в пещере.
Так и сидит в нем у костра.
Клэр складывает прежнюю одежду аккуратной стопкой. Расправляет форму.
По кустам, по воде, по груди Клэр скользят рыжие отсветы.
- Хорошо, что я не мужик, - откашлявшись, говорит Джин, задержав на них взгляд.
На самом деле, сейчас ее легко принять за молодого воина: у Джин мальчишечья стрижка, мужской плащ и неутолимая жажда в светлых глазах.
Клэр виновато пожимает плечами и ныряет головой в ворот рубахи.
- Это ничего бы не изменило, - говорит тихо.
- А мальчик, которого ты искала?..
- Это просто мальчик. Он мне как брат... - поясняет Клэр, натягивая штаны. - Не больше, не меньше.
- Повезло ему, - Джин отворачивается, преувеличенно старательно роется в сумке. - Ты очень к нему привязана...
- Так получилось, - Клэр тоже отворачивается. Стоит на берегу ручья, заложив руки за спину, в одной лишь нижней робе, босиком. Смотрит в сторону гор.
Джин косится на тонкие щиколотки Клэр.
- Я найду Лаки, где бы он ни был, но сначала надо выполнить задание Рубеля. И еще одно дело закончить.
- Я боюсь, у него мало шансов увидеть тебя живой.
- Мне надо, - Клэр оборачивается, смотрит серьезно. – После общего задания я этим займусь. И прошу тебя не идти за мной дальше, Джин.
"Мне надо", - хочет сказать Джин, но произносит: "Я знаю".
- Я знаю. Я тебе помогу.
- Убить Присциллу?!
- Вернуться к мальчику.
- Давай спать, Джин, - вымученно улыбается Клэр, всаживая меч в землю и притираясь к нему лопатками.
Она не замечает, что произносит это совсем как "давай спать, Лаки". Зато Джин сразу же расслабляется и из ее глаз уходит обычное тоскливое напряжение.
- Давай спать, Клэр.
У Джин достаточно силы воли, чтобы, даже будучи распятой, наколотой на острый шип бабочкой, мыслить, как человек, и желать себе человеческой смерти.
У Джин достаточно ее, чтобы, оставшись в живых, изо всех сил желая себе человеческой жизни и человеческого же тепла, не переступать ту грань, за которой дальнейший путь рядом с Клэр стал бы невозможным.
Клэр клюет носом, скрестив руки на груди и опираясь спиной на клеймор: ей снятся пляска клинка в темноте и слабая улыбка. Ей снятся Рубель, потрясающий школьным колокольчиком, и северные горы, прячущие за собой Присциллу.
Клэр хмурится и вздрагивает.
Джин тоже снится Север. Джин снится, что она снова ранена в живот; снится мальчик, которого она никогда не видела и которого тащит на плече, красный снег и потоки лавы.
Лава бросает рыжие отблески на лицо и плечи Клэр. Клэр тянет к ней руки. Или крылья?..
"Ну вот, видишь, - говорит Джин мальчику. - Вот и Клэр. Вот мы все, наконец, и встретились. Я же обещала, что помогу".
Джин улыбается во сне.

Мастерство Рафтеллы обнаружилось случайно.
Никто из руководства не предполагал, что получится именно то, что получилось: Даэ просто испытывал новый эликсир на девочках, не пригодных к тому, чтобы дни и ночи напролет проводить в тренировочном зале. Рафтелла была именно такой стажеркой: слабенькой, но вроде бы с приличным уровнем силы йома.
После приема эликсира с ней сделалось такое, что даже видавшие виды Черные бегали к ее кровати каждые пять минут. Рафтеллу рвало и колотило, а когда ей полегчало, то, попытавшись встать с постели, чтобы пойти до ветру, она испугалась своего отражения в зеркале: глаза у нее налились кровью, как у быка - видно, полопались все сосуды.
Девочки, проходившие эксперимент вместе с ней, умерли. Одна сошла с ума.
Несколько недель Рафтелла отлеживалась и скучала. Черные к ней ходить почти перестали. В комнате больше никого не было, и Рафтелла развлекалась тем, что прислушивалась к шагам, иногда раздающимся по ту сторону стены, возле которой стояла ее кровать. Шаги раздавались редко и далеко, поэтому приходилось как следует напрягать слух, чтобы их услышать.
То, что она при этом напрягает и силу йома, разъяснить Рафтелле было некому.
Заслышав шаги, девчонка принималась воображать себе внешний облик и голос воительницы, ее заслуги, ее умения. Иногда ей представлялись такие картины, что Рафтелла сама поражалась тому, что видит. Иногда ей было от них стыдно. Иногда страшновато, но не всерьез: Рафтелла считала, что делает все это понарошку.
Однажды, услышав за стеной шаги и пение (пели тихонько, нежным, приятным голосом), Рафтелла не удержалась и снова, закрыв глаза, попыталась представить себе девушку, что шла по своим делам снаружи.
И немедленно заорала в голос - таким страшным показалось ей то, что она увидела.
Словно нежное пение доносилось из бездонной могилы.
- Вижу, с Офелией ты уже познакомилась, - потирая руки, сказал чрезвычайно довольный Даэ, которого вызвали из-за шума. - Твои способности произвели на нее впечатление. Такое, что она просила больше не копаться у нее в голове. Не то в следующий раз закричать не успеешь...
- Ну-с, - добавил он, присаживаясь к девочке на край кровати.- Теперь настала пора выпить следующий эликсирчик. Посмотрим, подойдет ли тебе Десятый Номер...

- Нет, это немыслимо, - вздохнула Анастасия, накручивая локон на палец. - Ты не видишь дальше своего носа и не слышишь, о чем я тебе толкую. Как ты вообще считаешься следопытом, при такой явной слепоте и глухоте?..
Дитрих, вытянувшаяся во фрунт, застегнутая в свою форму, как в панцирь, нахмурилась и на всякий случай взялась за рукоять меча.
- Оставь это, - отмахнулась Крылатая. Солнце золотило кончики ее ресниц, плясало в завитках волос. - Я не могу сражаться с душевным калекой. Ты что, действительно не понимаешь?
Дитрих однажды подумала, что, если эти завитки распрямить, Анастасия могла бы обмотаться ими целиком, сверху донизу.
Зато сейчас было такое ощущение, что Крылатая пытается обмотать ее, Дитрих.
Пока – только словами.
- Давай еще раз, - сказала Дитрих. - Только медленно.
- Мы с тобой заботимся друг о друге. Скучаем друг без друга. Восхищаемся друг другом. Нравимся друг другу. Это потому, что мы...
- Напарники! - рискнула Дитрих.
Анастасия вздохнула.

- Подглядывать нехорошо! - оскалилась Хелен.
Дитрих насупилась.
Следовало бы пояснить, что она поперлась в те кусты, разбуженная глухими стонами. Следовало бы напомнить, что в условиях, приближенных к боевым, им не следовало разделяться ни днем, ни ночью. Следовало бы, в конце концов, возмутиться: это ведь не ее застукали лежащей на мягком мху голой задницей, выгибающуюся и мычащую от удовольствия, и это не ее светловолосая башка моталась вправо-влево по траве, и не ее длинные, смутно белеющие в темноте ноги скребли пятками землю, и не между ее голых, широко разведенных бедер виднелась ритмично двигающаяся голова Денев.
Много чего можно было бы сказать, но Дитрих, смертельно покраснев и скосив глаза на кончик собственного носа, выдала совсем другое:
- Ты и Денев... Кто вы друг другу?

- Наша Дитрих, она такая, - щебетала Анастасия, вытирая меч о траву и обращаясь к благожелательно глядящей на нее Денев. - Никогда не умела признаваться себе в том, что видит и чувствует. Сколько раз я ей твердила о том, что если люди постоянно приходят друг другу на помощь, волнуются друг о друге, заботятся, то они...
"Сохнут друг по другу! Любят! Хотят быть вместе! Хотят ебаться!" - сжала зубы Дитрих. Хелен успела научить ее множеству правильных слов.
- ...друзья! - закончила Анастасия.

- Блядь, - подумав, сказала Дитрих.

- У тебя такие красивые волосы.
Глаза Валери трудно разглядеть: в комнате темно, а она еще и сидит спиной к окну. Ерошит свои короткие, едва прикрывающие уши прядки:
- Не то, что мои.
- В детстве я решила, что никогда не буду их обрезать, - говорит Анастасия. – После тифа я долго ходила почти лысая. Было очень стыдно.
Валери залезает на кровать с ногами.
Где-то под порогом стрекочут сверчки, а у соседнего здания переговариваются Черные. До Анастасии доходили слухи, что в Организации разрабатывают новое оружие – препарат, от которого сходят с ума и творят что-то несусветное. Но кто бы, в самом деле, стал давать официальное подтверждение?
Анастасия думает об этом, когда Валери легонько гладит ее по щеке и придвигается ближе. В этой мимолетной нежности нет ничего необычного: им всем некуда девать эмоции, потому выходит, что иногда ученицы дерутся, а иногда - заплетают друг другу косы.
Но Валери подается вперед и настойчиво целует Анастасию в губы, а потом, пользуясь замешательством подруги, придвигается вплотную и хватает ее за талию, путаясь в распущенных волосах.
Когда Анастасия пытается отстраниться, Валери настойчиво шарит ладонями по ее спине, а потом и вовсе придавливает к кровати всем весом.
- Тише, тише, - Валери немного отодвигается, но держит все так же крепко.
- Я не хочу! – дергается, пытаясь вырваться, Анастасия.
- Тише!
Валери сильно бьет ее по лицу – коротко, трижды подряд.
Да не может этого происходить, думает Анастасия, отбиваясь, ведь Валери – хорошая подруга, которая всегда была рядом, а не та, что сейчас рычит, тискает за грудь и пытается разорвать на Анастасии сорочку. Этого не может быть, и, наверное, этого и нет, просто Анастасия задремала и сама не заметила…
Она хнычет, извивается, лупит Валери ногами по спине, говорит, толком не слыша собственных слов, и хочет одного – освободиться, любой ценой, как угодно. Активировать силу йома невозможно: сегодня ученицы впервые принимали подавляющие ауру пилюли.
Валери вдруг замолкает. Чувствуя, что ее сильно тянут за волосы, Анастасия замирает и открывает глаза. Хрипя и брыкаясь, Валери пытается содрать с горла белые пряди.
- Ана… - выдыхает она. По телу проходит судорога.
Анастасия смотрит на подругу снизу вверх: по подбородку Валери течет слюна, глаза закатываются, а лицо медленно синеет.
Когда Валери становится невыносимо тяжелой, Анастасия разжимает руки. Она судорожно распутывает свои волосы и спихивает тело на пол. Переступает через покойницу, забивается в угол, обхватив себя руками и раскачиваясь из стороны в сторону, и беззвучно ревет – от отвращения, не от страха.
Перед рассветом, когда все еще спят, Анастасия срывает простыню с постели Валери и через окно вылезает на тренировочную площадку. Руки дрожат, но в итоге узел получается прочным и правильным.
Тело Валери больше не кажется тяжелым.
Когда встает солнце, и Анастасия, кутаясь в одеяло, уже давно лежит в кровати, снаружи раздается истошный визг.
- Валери! Помогите, кто-нибудь, Валери повесилась!
Анастасия медленно выдыхает, накручивает на руку длинную прядь и закрывает глаза.

Во время одной из миссий, через несколько лет, Крылатая Анастасия видит Валери - синюшную, кое-как замотанную в грязные лохмотья, с зашитыми глазами и ртом. И тогда, только тогда Анастасии становится по-настоящему страшно.

У них нет имен. Имена не нужны, когда существа совершенно одинаковые.
И-ден-тич-ны-е.
Так говорит Даэ, а Даэ знает их лучше, чем кто-либо другой, ведь это по его лекалам их раскроили.
У них два одинаковых тела, на которые посажены две одинаковые головы, в которых находятся две равнозначные части одного мозга.
Наверное, одна из них – правая, а вторая – левая, как руки или как ноги. И, наверное, одна из них – первая, а другая – вторая, но это смотря откуда считать.
Каждая из них первая относительно другой. Но они никогда не ссорились и не сражались за первенство, как неудачные образцы. Они знают, что их силы равны. И когда их выпускают навстречу врагам, преображается та, у которой более выгодная позиция для атаки.
Тогда они перестают быть одинаковыми, и это ранит сильнее всех ударов извне. Их сердца, самые чуткие часы, нетерпеливо отстукивают секунды до того момента, когда кости преображенной, проскрежетав и скрутившись в тугую пружину, вновь утрамбуются в человеческое тело, содранное мясо нарастет и затянется кожей, втянутся внутрь капилляры и сосуды и разнесут по обновленному телу густую кровь. А лишнюю кровь, не вернувшуюся, та-которая-ждала осторожно смоет с преображавшейся холодной водой.
Обязательно холодной – тогда свежая кожа не так чешется. Ужасное мучение эта регенерация! Но ее можно перетерпеть, чтобы вернуться в себя.
Придя в равновесие, они будут немного обеспокоены и непременно проверят, все ли вернулось на свои места. Это их любимая забава и лучшее успокоительное – проверять одинаковость.
Сердце стучит в такт? У подмышек один и тот же запах? Грудь по-прежнему мягка и округла? Ветвистый шрам на животе не изменился? Между ног все еще тепло и влажно? Промежность осталась чувствительной? А под коленом бьется та же жилка?
Когда они насыщаются одинаковостью, они обнимают себя так крепко, как только могут, и засыпают, утешенные, надеющиеся, что им ничего не приснится в эту ночь.
Единственная разница между ними в том, что одна из них иногда видит сны. Странные сны, населенные причудливыми существами, которые меняют форму и окружающий мир по собственному желанию, и вольны поступать, как им вздумается, и могут идти – куда захотят.
А вторая – спит всю ночь, будто в черной яме, пугаясь отголосков чужих фантазий.
Хотя они все равно не знают, которая из них кто.

Странные дела творятся с миром.
Не в смысле падения нравов или, скажем, прихода новой веры – просто дорога, соединяющая восточный Рокут с Тео, лежащим на границе Юга, выводит Хильду в Альфонсо.
Хильда смотрит на стены Даби и думает, как же это ей удалось незаметно проскочить Пиету – и еще десяток городков и поселков.
С неба падает голова, и снег становится красным. Хильда переворачивает голову кончиком сапога, вглядывается в знакомые женские черты, но не может вспомнить имени.
К воротам города тянется след – такой, словно кровь капала сверху; только вот небеса чисты.


Хильда входит в Даби – и оказывается в центре шумного базара. Пахнет пряностями и гнилыми овощами; душно, жарко, но впереди – Хильда знает – воды Гонарского залива, омытое холодными течениями западное побережье.
- Хильда!
Она оборачивается, хватаясь за меч: за прилавком стоит Офелия, та воительница – какой же у нее Номер? – они еще ходили на миссию вместе…
- Разве есть кишки так уж плохо? – улыбается Офелия. Ее рот разъезжается в стороны, превращаясь в зубастую пасть.
Хильда смотрит на прилавок: там разложены кишки, длинные и тонкие, смотанные кольцами, толстые, раздутые, с кусками брыжейки, и бьющиеся сердца, исторгающие кровь из проколотых полостей. Надо всем этим вьются зеленые мухи, они садятся на сердца и кишки, жадно потирая лапы.
Хильда стоит, оцепенев от ужаса, а Офелия начинает выбираться из своего укрытия, с усилием сминая потроха когтистыми пальцами. Хильда вдруг замечает, что Офелия обнажена: по голой груди у нее стекают капли крови, падающие с неба – но небо чистое, – и когда Офелия вылезает полностью, становится видно, что ниже пояса у нее неповоротливый, будто каменный, обрубок хвоста. Чешуйки по краю раны топорщатся, обнажая фиолетовое мясо.
- Ненавижу «пробужденных», - сообщает Офелия. Бросается вперед – и, упав плашмя, в кровь разбивает лицо о мостовую.
Хильда закрывает глаза и считает до семнадцати.


- Джин, Номер Девять, - говорит воительница.
- Флора, Номер Восемь, - представляется вторая, встряхивая кудрями.
- Ундина, Номер Одиннадцать, - эта, мужеподобная, презрительно кривится, делая шаг вперед.
Все трое бесповоротно мертвы: от правого плеча до левого бедра Ундины тянется рана, из которой грозят вывалиться внутренности. При каждом шаге края раны расходятся, и кровь толчками выплескивается из брюшины.
Сквозь отверстие в животе Джин можно увидеть скалы.
Во лбу у Флоры дыра поменьше, но Хильда уверена, что вместо затылка у этой Номер Восемь – развороченная кость с налипшими остатками мозгов.
- Иди к нам, - облизывает синие губы Джин.
Сверху капает кровь, но когда Хильда поднимает голову, небо оказывается чистым.
Она зажмуривается и пытается сосчитать до семнадцати. Холодные липкие руки обнимают ее, а зубы впиваются в груди прямо сквозь ткань формы.
«Этого не может быть! – догадывается Хильда, пока ее жуют. – Я послала Черную Карту… Мирии, Номеру Семнадцать. Я брежу. Это все ненастоящее!»
Хильда открывает глаза.
Под ноги ей снова падает голова, и на этот раз узнать собственное мертвое лицо – просто.
Голова проносится мимо, вниз, разбивая каменистую землю под ногами. Мир осыпается осколками, и Хильда замирает в непроглядной черноте, одна-одинешенька в ничто и никогда.
Вдалеке появляется белая фигура.
- Мирия? – наугад зовет Хильда, досчитав до семнадцати.
- Рафтелла, - откликается призрак. – Пойдем со мной. Мирия ждет.