Агнета опускается на колени, пытаясь молиться, но слова покаянных литаний, которыми она раньше могла и любила успокаивать сердце, путаются у неё в голове, подобно волосам, вымокшим в крови. Слова…
Слова — как мертвые.
Мертвы! Все они мертвы, все до одной погибли еще до того, как с неба на врага карающими молниями пали сестры-серафимы Серебряного Покрова.
Агнета оцепенело скользит взглядом по стенам кельи, по образу Бога-Императора, Защитника Человечества, в углу, подсвеченному лампадой, на мгновение задерживаясь на плети, повешенной на крюк под ним.
Корабль – другой, она даже ещё не знает названия, но келья, в которую её привели – такая же точно, и она…
Невредима.
Непростительно, постыдно цела.
Она решительно снимает плеть, но тут же вновь замирает перед образом на коленях, бессмысленно рассматривая чеканные черты.
Бесполезно.
— Сестра Агнета.
Это не приветствие и не вопрос – простая констатация. Стоящая в дверях женщина высока и тонка, но даже в широкой, свободной рясе не кажется ни хрупкой, ни изящной.
Женщина делает шаг внутрь, быстро складывая руки знаком священной аквилы, склоняет голову перед образом Императора, и волосы цвета соли с перцем падают вперед, скрывая лицо – наполовину смуглое, наполовину представляющее собой искусную серебряную полумаску с золотой гравировкой лилии на щеке и синей линзой на месте отсутствующего глаза.
И только тогда Агнета понимает, кто перед ней.
— Сестра-серафим, — она склоняет голову.
Одна из них. Одна из ангелов, спасших ту, что не заслуживала спасения.
— Ида, — тон пришедшей сух, нисколько не мягок, но и неприязни в нём нет, и Агнета заторможенно удивляется этому.
— Я не хотела мешать тебе в молитве, — сестра Ида кивает на плеть у нее в руках, — но могла бы помолиться вместе с тобой и помочь тебе очистить свой разум, если ты ещё не приступила.
— Я… — горло перехватывает, не давая договорить.
— Не находишь в себе силы молиться. Отчего? – Ида невозмутимо смотрит на неё, но угол её рта чуть приподнимается, заставляя шрам, уходящий под серебряную маску, искривиться.
— Мы… — вновь начинает Агнета, и голос снова срывается, но она упрямо продолжает: — Мы должны были отступить. Перегруппироваться. Нам... Мне следовало принять другое решение...
— Возможно. Но то ведает лишь Бог-Император. Я же могу только повторить своё предложение.
Вместо ответа Агнета одним движением протягивает ей плеть – рукоятью вперед, как меч, и сбрасывает с плеч рясу.
— Боже-Император, защити нас … — размеренно произносит Ида.
Удар. Сестра Агнета, готовая повторить её слова, прикусывает губу, и её рот наполняется вязким металлическим вкусом крови.
— От слова еретического и слова лживого, от богомерзких ксеносов и от предавших Тебя…
Удар.

...Тело сестры Алисии взлетает в воздух, подброшенное ударом огромного цепного меча, чтобы уже в полете разделиться пополам. Белый плащ — две части белого плаща — мелькнув густо-алым, падают под ноги врагу.
«Вперед! Император защитит!» — слышит она свой голос, и бросается вперед, не обращая внимания на кровавые брызги у себя на лице. Клинок поет, рассекая воздух и плоть...

— И очисти от скверны наши воды, земли и небеса…
Голос сестры Иды тверд, как адамантий, остёр, как боль, и эти две вещи сейчас – самое прочное, что есть в мире. Это – и знак аквилы, который она не позволяет себе нарушить, хотя руки предательски дрожат.

...Из керамитового башмака растут керамитовые же когти – Агнета замечает их в тот момент, когда кости сестры Елизаветы мерзостно хрустят под ним, а кровь выплескивается по сторонам подошвы.
Она...

Удар.
— И души наши омой своим светом, и будут как огонь и адамантий…

...пытается кричать: «Император защитит!», но из её лёгких и горла вырывается лишь истошное «Ииииии!»
Рука сестры Констанции пытается, вопреки всему, дотянуться до болтера. Агнета переводит взгляд — и осознаёт, что ниже пояса от Констанции остались лишь ошметки кожи и желтовато-красные острые обломки бедренных костей.
И тогда она просто бьет, и рубит, и не позволяет себе...

— Хватит, — говорит сестра Ида, вдруг опуская плеть, — и тогда слёзы, наконец, находят себе дорогу. Агнета давится рыданиями, низко опустив голову, а когда открывает глаза, то видит лицо сестры-серафима совсем рядом со своим.

...Огромный рогатый шлем катится по дороге, постукивая по рокриту изощренными выростами, которых нет и не может быть на обычном шлеме, и останавливается, уставив в небо глаза-линзы, полуприкрытые уродливо-тяжелыми веками.
Доспех боевой сестры, в которой Агнета не узнаёт себя, весь покрыт дымящейся нечестивой кровью, чёрно-ал, а не серебряно-бел.

— Ты чиста, — говорит Ида, — хотя и соприкоснулась со скверной, хуже которой нет.
Она медленно склоняется, прикасаясь губами к одному израненному плечу Агнеты, к другому, а затем целует её прямо в губы. И поцелуй этот столь же крепок и твёрд, как поступь сестры Иды и как её очистительные удары.
— Вы совершили подвиг во славу Бога-Императора, и Он помиловал тебя, сестра Агнета, — говорит Ида, прикасаясь губами к её соскам. — Тебе следует молиться, чтобы быть и впредь достойной Его милости. Теперь пост и благочестивые размышления исцелят тебя. Я же приду позже.
И она выходит, вновь склонившись перед образом Императора.
И, когда дверь закрывается за ней, сестра Агнета и впрямь больше уже не ощущает себя потерянной.